Давай не будем об этом спорить. Я знаю то, что знаю. И я заплатила за это знание высокую цену. Какую?...Я заплатила своей жизнью, дорогая, всей своей жизнью. Факты таковы, что я сижу здесь с тобой в этой кондитерской, в этом очаровательном пурпурном зале, и наблюдаю, как мой муж покупает засахаренные апельсиновые корки для кого-то другого. Не то чтобы меня удивляло, что он покупает засахаренные апельсиновые корки. У него во всем такой вкус.
Для кого он их покупает? Для другой женщины, конечно же. Даже не хочу называть ее имя. Для женщины, на которой он потом женился. Ты не знала, что он женился второй раз? Я воображала, что эта новость дошла и до Бостона, что ты даже в Америке об этом слышала. Это говорит о том, насколько мы бываем глупы. Как глупо думать, что наши личные дела, то, что для нас действительно важно, имеет мировое значение. Пока это всё происходило, в смысле - развод и второй брак моего мужа - в мире творились действительно важные события, страны разделяли, люди готовились к войне, и однажды война началась...Не то чтобы это стало неожиданностью. Лазарь говорил: "Если люди готовятся к чему-то - например, к войне - с таким рвением, с такой решимостью, прозорливостью и расчетливостью, в конце концов война обязательно начнется". В то же время я не удивлялась, видя крупные заголовки о сводках моей личной войны, моих собственных битв, поражений и редких побед - это были сводки с линии фронта, которой была моя жизнь... Но это - другая история. Когда родился ребенок, всё это еще было в далеком будущем.
Наверное, можно сказать так: на два года, пока был жив ребенок, мой муж примирился с миром и со мной. Это был не настоящий постоянный мир, еще нет, пока что это было нечто вроде перемирия, прекращения огня. Он ждал и наблюдал. Трудился над тем, чтобы привести душу в порядок. В конце концов, он был мужчиной с безупречной душой. Как я уже сказала, он был мужчиной. И более того - он был джентльменом. Я имею в виду не того рода господ, которые посещают клубы джентльменов, дерутся на дуэлях или стреляются из-за того, что не могут выплатить карточный долг. Он никогда не прикасался к картам. Как-то раз, помню, он сказал, что джентльмен не играет в карты, потому что не имеет права на деньги, которые не заработал. Иными словами, он был джентльменом такого сорта. Он был вежлив и терпелив со слабыми. С равными он был строг и помнил о своем статусе, потому что никакой другой статус не признавал. По его мнению, социального статуса выше, чем у него, не существовало. Восхищался он только художниками. Говорил, что они избрали самый тяжкий путь. Они - дети Господни. Мой муж признавал только превосходство настоящих художников и никого другого.
Поскольку мой муж был джентльменом, после рождения ребенка он попытался смягчить эту пугающую отсраненность в душе, столь болезненную для меня. Он делал поистине трогательные попытки сблизиться со мной и ребенком. Как если бы тигр решил перейти на вегетерианскую диету или вступить в Армию Спасения. Как тяжела жизнь, как тяжело быть человеком...
Вот так мы жили два года. Не очень хорошо, не очень счастливо. Но спокойно. Эти два года, должно быть, дорого ему стоили. Чтобы идти против своей природы, нужно приложить сверхчеловеческие усилия. Он трудился до седьмого пота ради нашего счастья. Начав с полного паралича, он попытался расслабиться, стать беззаботным и добродушно-веселым. Бедняга!...Наверное, он страдал бы меньше, если бы я предоставила ему психологическую свободу, все мои потребности в любви мог удовлетворить ребенок. Но во мне тоже что-то тогда менялось, что-то, что я не могла понять. Моя любовь к ребенку проявлялась исключительно через моего мужа. Наверное, за это Бог решил меня наказать.
Почему ты так на меня смотришь?...Не веришь?...Или, может быть, боишься?...О, дорогая, поверь, эта моя история просто очаровательна.
Я обезумела из-за ребенка, жила только для него, и только в течение этих двух лет я чувствовала, что в моей жизни есть смысл и цель...но я любила ребенка из-за мужа, ради мужа, теперь понимаешь? Я хотела, чтобы ребенок привязал его ко мне, всю его сущность. Сколь ни ужасно это звучит, сейчас я понимаю, что ребенок, по которому я буду скорбеть вечно, был лишь средством для того, чтобы заставить мужа меня любить. Если бы меня привели в исповедальню и оставили там до утра, я не нашла бы слова, чтобы признаться ему в этом. Но даже без слов в глубине души он знал об этом, так же, как знала я, даже без слов, потому что у меня еще не для всего в жизни были слова... Правильные слова всегда приходят слишком поздно, и мы платим за них ужасную цену. У Лазаря тогда слова были. Однажды муж дал мне эти слова, ненамеренно - так люди находят потайной карман. Но это было потом. Пока что мы жили вместе и почти ничего друг о друге не знали. Всё было в образцовом порядке, во всяком случае, внешне. Во время завтрака нянька приносила ребенка, который был одет в светло-голубые и розовые цвета. Муж разговаривал со мной и ребенком, потом садился в машину и ехал на фабрику. Мы часто приглашали на обед гостей, они пили за наше здоровье, хвалили наш очаровательный дом: меня, молодую мать, прекрасного младенца и нашу идеальную жизнь. О чем они думали, уходя? Глупцы завидовали, а те, кто был помудрее и почувствительнее, должно быть, вздыхали с облегчением, покинув наш дом, и думали: "Наконец-то одни!". Мы подавали изысканные блюда и редчайшие иностранные вина, наслаждались спокойной вдумчивой беседой. Но чего-то не хватало, и гости, которые это чувствовали, были невероятно рады уйти. Моя свекровь обычно приходила в состоянии легкой паники и уходила настолько поспешно, насколько позволяли приличия. Мы всё это чувствовали, но не знали. Может быть, мой муж знал, наверное, знал...Но тогда он мог только стиснуть зубы и продолжать быть беспомощно счастливым. Я его не отпускала, ни на секунду не позволяла его душе сбежать. Повисла на нем с ребенком. Молча шантажировала его своими эмоциональными потребностями. Можно ли этой властью связать человека?...Да, можно, это - единственная власть. Все мгновения моей жизни были посвящены ребенку, но только потому что я знала: пока есть ребенок, мой муж - мой и только мой. Такой грех Господь не прощает. Вы не можете кого-то заставить вас любить, и не можете заставить себя любить кого-то. Но всё равно пытаетесь навязать свою волю, напрягаете каждый мускул и нерв для любви. Ты говоришь, это - единственный способ?...Ладно, так я его и любила.