Кроме того, я много думала о словах того утонченного мужчины по поводу того, что американцы победят, потому что они богаты. Сейчас я понимаю, что такое богатство. По опыту знаю, что с богачами надо быть очень осторожным, потому что они невероятно хитры. Они отличаются невероятной стойкостью...хотя бог весть, откуда у них эта стойкость. Одно можно сказать наверняка - они очень коварны, и с ними сложно иметь дело. Мой рассказ о ночных сорочках - тому доказательство. Люди, которые велят тебе таким образом готовить для них пижамы, вовсе не просты. Такие люди точно знают, чего хотят, и днем, и ночью, а бедняку надо перекреститься, если он окажется в их обществе. Конечно, я имею в виду только по-настоящему богатых людей, а не тех, кто разбогател как-то невзначай. Те - не столь опасны. Сорят деньгами, как дети, пускающие мыльные пузыри. И заканчивается это всё так, как обычно бывает с мыльными пузырями: лопаются у них в руках.
Мой муж был богат по-настоящему. Может быть, поэтому он всегда был таким уставшим.
Налей мне еще, всего на один палец. Нет, милый. На этот раз я не буду пить из твоего стакана. Гениальные идеи не надо повторять. Они быстро изнашиваются и теряют магию. Не пойми меня превратно.
Не торопи меня, я всё расскажу по порядку.
Он был обижен, да, он был неизлечимо обижен. Я этого никогда не могла понять, потому что родилась бедной. Существует какое-то странное сходство между по-настоящему бедными и по-настоящему богатыми...ни тех, ни других невозможно обидеть. Моего отца, который был босоногим сборщиком фруктов в болотистых краях, обидеть было столь же невозможно, как князя Ракоци. Мой муж жил в тисках своего богатства: он совсем не умел сорить деньгами! Он был согласен надеть любую личину, лишь бы не подчеркивать свое богатство. Его манеры были столь изысканны, спокойны и бесстрашно вежливы, что его нельзя было обидеть ни словами, ни манерами, ни действиями, потому что его утонченность смывала всё это, как вода смывает листок. Не оставалось ни одного шрама. Нет, единственным человеком, который мог бы его обидеть, был он сам. И склонность обижать самого себя росла в нем, как какая-то порочная, болезненная страсть.
Позже, когда он начал подозревать, что с ним творится что-то неладное, он запаниковал. Он был похож на опасно больного, который вдруг утратил веру в знаменитого врача, во всю науку и медицину, и вместо этого обращается к женщине, продающей целебные снадобья, потому что она может помочь. Он думал, что я могу предложить ему целебное снадобье. Но я не была травницей.
Передай мне вон ту фотографию, хочу еще раз на него взглянуть. Да, таким он был пятнадцать лет назад. Я тебе рассказывала, что долгое время носила эту фотографию на шее? В маленьком медальоне, на сиреневой ленте? Знаешь, почему? Потому что я за нее заплатила. Я тогда была всего лишь служанкой, и купила ее за свою зарплату, вот почему так ее берегла. Мой муж никогда не представлял себе, какое важное дело для человека вроде меня - заплатить за что-то, в чем он не нуждается настоятельно. Я имею в виду настоящие деньги, вроде мелочи с моей зарплаты или чаевых. Потом я тратила деньги, как воду - я имею в виду его деньги, швыряла тысячи так же, как прежде сметала метелкой из перьев пыль, когда была служанкой. Для меня эти деньги были ненастоящими. Но у меня просто сердце ушло в пятки, когда я купила эту фотографию, потому что я была бедна, и мне казалось грехом тратить деньги на то, что не является абсолютно необходимым. Эта фотография была для меня грехом, чистейшим тщеславием. Но я всё равно ее купила, тайком пробралась в студию знаменитого, очень модного фотографа в центре города, я была готова заплатить, не торгуясь, любую цену. Фотограф рассмеялся и продал мне фотографию со скидкой. Эта покупка была единственной жертвой, которую я принесла ради этого мужчины.