Тебе следует знать, что даже тогда у меня были алые ногти. Я была правильной городской девушкой. Знаю, мужчинам этого не понять, но больше всего во время осады меня беспокоило то, что я не смогу поспешить в свою любимую старую аптеку в Пеште, где продавалась хорошая жидкость для снятия лака довоенного качества.
Психотерапевт, который брал с меня пятьдесят пенге за визит за возможность врать на кушетке в его кабинете три раза в неделю и нести чушь - я это делала просто потому, что делала всё, что подобает делать даме среднего класа - конечно же, этот психотерапевт объяснил бы мне, что на самом деле я хотела смыть не грязный алый лак, а грязь другого рода, грязь моей довоенной жизни. Ну, возможно, но я знала лишь то, что мои ногти - черные, а не алые, и надо что-то с этим делать. Вот почему при первой же возможности я поспешила перейти мост.
Как только я оказалась на улице, где мы раньше жили, мимо меня быстро прошел кто-то знакомый. Это был водопроводчик, он родился и вырос в нашем районе, достойный старик. Подобно многим в то время, он отрастил седую бороду, чтобы сойти за настоящего дедушку при последнем издыхании в надежде, что его не заберут в Россию на принудительные работы, куда-нибудь в Екатеринбург. Он нес большой пакет. Я обрадовалась, узнав его. И вдруг услышала, что он кричит слесарю, жившему в разбомбленном доме на противоположной стороне улицы:
- Еньо, беги на Центральный рынок, у них там еще есть товар!
И долговязый слесарь прохрипел с энтузиазмом:
- Спасибо, что сказал, Бегу прямо туда!
Какое-то время я стояла на травке Вермезо, глазея на них. Увидела старого пьяницу-болгарина, который доставлял зимой дрова в богатые дома. Он появился из другого разбомбленного дома и осторожно, почти торжественно, поднял зеркало в позолоченной раме, как священник поднимает Святые Дары в праздник Воскресения Христова. В зеркале отразился свет зимнего солнца. Старик торжественно прошествовал мимо, подняв зеркало вверх со священным трепетом, можно было подумать, что добрая фея вручила ему лучший дар в его жизни, то, о чем он втайне мечтал с детства. Было очевидно, что он это зеркало только что украл. Он прошел по развалинам в полном спокойствии, единственный большой победитель в лотерее жизни, отмеченный судьбой в то самое мгновение, когда объявили результаты. Благодаря украденному зеркалу он стал самым счастливым болгарином в мире.
Секунду я терла глаза, потом инстинкт привел меня в разрушенное здание, которое он только что покинул. Дверь еще была в петлях, а вот вместо лестницы до следующего этажа возвышалась груда шебня. Потом я слышала, что в этот старый дом в Буде попало более тридцати бомб, снарядов и гранат. Некоторых жителей этого дома я знала - портниху, которая иногда для меня шила, ветеринара, который лечил мою собаку, а на втором этаже жил судья Верховного суда на пенсии с женой, мы иногда пили вместе чай в старинной кондитерской Буды 'Август'. Кристинаварош, в отличие от других районов Будапешта, скорее походил на провинциальный австрийский городок, чем на пригород. Люди годами жили там в уютной безопасности или переезжали туда в ее поисках. Переехав, они давали спокойный благородный обет, обет без какой-либо корыстной цели или хотя бы смысла - стать респектабельными членами класса пенсионеров и семей среднего класса, которые пробились в этот рай скромного процветания. Те, кто поднялся сюда из низов, перенимали сдержанные почтенные манеры других жителей, в том числе - слесаря и водопроводчика...Кристинаварош был одной большой законопослушной вежливой семьей среднего класса.
Люди, жившие в том доме, из руин которого явился болгарин, сжимавший в руках украденное зеркало, были такими же. Болгарин поспешил так же, как слесарь и водопроводчик. Они подстегивали друг друга к действиям, потому что вечеринка не будет длиться вечно, потому что сейчас Буда горела и не было полиции, никакого порядка. А где-то на Центральном рынке еще могло остаться что-то, что не украли русские или всякий сброд.
'Спасибо, что сказал. Бегу прямо туда!'. Эти слова звенели в моих ушах. Это было - словно песня, словно голос уличного сорвиголовы или крик из кипящей преисподней. Я вошла в знакомый дом, взобралась по горе щебня на второй этаж и оказалась в квартире, где прежде жил судья с женой, в гостиной этой квартиры. Я узнала комнату, потому что старая пара однажды пригласила нас с мужем на чай. Потолок исчез, бомба упала через крышу и задела гостиную. Тут царил полнейший беспорядок - рамки стропил, кафель, фрагменты оконных рам, дверь из квартиры этажом выше, кирпичи и штукатурка...а еще - обломки мебели, ножка стола в стиле 'ампир', передняя часть серванта времен Марии-Терезии, буфет, лампы - всё плавало на мелководье грязной жидкости.