Но я всё равно надеялась. Шея и туфли мои были в грязи, и, хотя я достаточно долго в юности была в услужении, мне не пришло в голову обслуживать саму себя! Я ненавидела носить эти ведра с водой вверх по лестнице. Вместо этого я наведывалась к подружкам, у которых на кухне была вода, брала воду у них. Я слегка смачивала кожу и называла это купанием. Втайне я этим наслаждалась. Подозреваю, что другие тоже наслаждались, особенно - те, кто больше всего жаловался на отсутствие условий для купания. Словно снова стали детьми и катаемся в грязи. Было весело. Восстав после недель поджаривания в аду, мы наслаждались беспорядком и грязью, возможностью спать на чужих кухнях, отсутствием необходимости идеально купаться или одеваться.
Ничто не происходит в жизни просто так. Мы страдали от осады в качестве наказания за свои грехи, но наградой нам за все эти страдания стала свобода - по крайней мере, несколько недель безнаказанно вонять, мы были невинны, как Адам и Ева в Раю, которые, должно быть, тоже воняли, поскольку никогда не купались. Кроме того, было приятно не есть регулярно. Все ели то, что было под рукой, там, где оказались. Несколько дней я ела только картофельные очистки. В другой день я ела консервированное мясо краба, свиной бок, жаренный в жире, и кусочек сахара из очаровательного кафе на десерт. Я не толстела. Конечно, бывали дни, когда я почти совсем ничего не ела.
Потом вдруг в магазинах появилось очень много еды, и я сразу же набрала четыре килограмма. Вновь открыла для себя радости пищеварения и начала думать о будущем. Пришло время пуститься в погоню за паспортом. Хотя я знала, что это - безнадежно.
Любовь, говоришь? Ты - такой прекрасный юноша. Настоящий ангел. Не думаю, что любовь может кому-то на самом деле помочь. Ни романтическая любовь, ни братская. Мой друг-артист объяснил мне эту путаницу - как в словарях путают два вида любви. Он не верил ни в одну. Верил он только в страсть и жалость. Но они тоже не помогали, потому что это - мимолетные чувства, вот они есть, а вот - испарились.
Что? В таком случае нет смысла жить? Не хочешь, чтобы я так пожимала плечами? Слушай, милый, если бы ты приехал оттуда, откуда я...Ты меня не понимаешь, потому что ты - артист. Ты еще во что-то веришь - в искусство, да? Да, ты прав, ты - самый лучший барабанщик в Европе. Не представляю, чтобы в целом мире мог быть барабанщик лучше тебя. Не верь этим сомнительным саксофонистам, которые рассказывают о барабанщиках в американских группах, о барабанщиках, которые сильны, как четверо простых смертных, играют на барабане Баха и Генделя. Нет, они просто тебе завидуют, хотят, чтобы ты не зазнавался. Я уверена: ты - единственный барабанщик, которого стоит слушать. Дай мне руку, позволь поцеловать эти тонкие пальцы, которые рассыпают по миру синкопы так же, как Клеопатра рассыпала жемчуг. Так вот! Подожди минутку, дай вытереть слёзы - я такая сентиментальная. Когда смотрю на твои руки, всегда хочется плакать.
Так вот, он стоял напротив меня не мосту, просто потому что у нас снова появился мост. Всего один мост, но зато какой! Тебя не было в Будапеште, когда этот мост строили, так что тебе не понять, как много значила для нас новость о том, что в Будапеште, этой великой столице, снова есть мост через Дунай! Его построили молниеносно, и к окончанию зимы мы снова переходили мост пешком! Строители использовали оставшиеся железные опоры и соорудили мост для чрезвычайных ситуаций. Мост был слегка горбат, но выдерживал вес грузовиков и сотен тысяч людей, эту человеческую волну, ползущую туда и обратно с раннего утра, когда мост открывался, до самого вечера, стоявшую в очередях возле предмостных укреплений на обоих берегах.
Конечно, нельзя было просто перейти мост. Очереди извивались по Пешту и Буде, как ленты конвейера, толпа двигалась плавно и медленно. Мы готовились к переходу через мост так же, как готовились до войны к свадьбам. Переход через мост был для нас честью, мы могли этим хвастать. Потом построили другие мосты, каменные, железные и понтонные. Через год по мосту носились туда-сюда такси. Но я помню первый мост, горб верблюда, очереди, наше медленное продвижение, помню, как мы медленно брели по мосту - сотни тысяч людей с рюкзаками на спине, наши сердца несли груз преступлений и воспоминаний, мы шли с одного берега на другой по этому первому мосту. Потом, когда из-за границы, из Америки, вернулись венгры-эмигранты и начали скользить по железным мостам на своих шикарных автомобилях, мне стало немного грустно, появился привкус горечи во рту, мне было плохо от того, что иностранцы просто пересекают реку, воротя нос и пожимая плечами при виде наших мостов, просто используют эти мосты, словно те ничего не значат. Эти люди прошли долгий путь, лишь слегка нюхнули войны, наблюдая за ней с расстояния, словно это был фильм. 'Прекрасно, - говорили они. - Как приятно нам жить здесь и ездить на своих машинах по этим новым мостам».