- Я думаю, нам лучше расстаться.
Он всегда начинал фразу так, словно хотел сказать что-то очень важное: 'Я думаю' или 'Я представляю'. Он никогда не выражал мысль прямо, никогда не рубил с плеча. Когда у моего отца заканчивалось терпение, он кричал: 'Черт побери!'. А потом бил меня. А вот мой муж, если не мог что-то выдержать, каждый раз вежливо открывал дверцу, словно его слова были просто поводом к размышлениям, мыслью между прочим, и вред от его слов таким образом проскальзывал мимо. Он научился этому в Англии, в школе, в которой учился. Еще одна его любимая фраза: 'Боюсь, что...'. Однажды вечером, например, он повернулся ко мне и сказал: 'Боюсь, что моя мать умирает...'. Она действительно умерла - эта старая дама, в тот же вечер в семь часов. Она к тому времени совсем посинела, и врач сказал моему мужу, что надежды нет. 'Боюсь, что...', - эта фраза нейтрализовала крайности чувства и дарила некое обезболивающее. Другие люди говорят: 'Моя мать умирает'. А вот мой муж всегда старался говорить вежливо, сказать что-то неприятное или грустное, никого не обидев. Такие люди - это просто нечто, и никаких гвоздей!
Он даже сейчас был осторожен. После нашей с ним войны, закончившейся семь лет назад, после снятия осады в настоящей войне вот он стоял на предмостном укреплении. Посмотрел на меня и сказал:
- Я боюсь, что мы преграждаем людям путь.
Он произнес это спокойно и улыбнулся. Не спросил, как я поживаю, как я пережила осаду, не нуждаюсь ли в чем-то. Просто сообщил, что мы, наверное, преграждаем путь. Махнул в сторону дороги возле горы Геллерт, где мы могли бы поговорить спокойно. Когда мы пришли в безлюдное место, он остановился, огляделся по сторонам и сказал:
- Я думаю, что здесь - самое лучшее место, чтобы сесть.
Он был прав: это было 'самое лучшее' место, чтобы сесть. Рядом - неповрежденное место летчика в разбитом самолете 'Рата', так что в бесполезной машине - достаточно места для двоих. Я ничего не сказала, покорно заняла свое место в кабине пилота. Он сел рядом со мной. Но сначала вытер грязь с сидения. Потом достал носовой платок и вытер им руки. Мы какое-то время посидели рядом молча, никто не решался заговорить. Помню, ярко светило солнце. Место было очень тихое - только разбитые самолеты, автомобили и артиллерия.
Любой обычный человек предположит, что мужчина и женщина обменяются парой слов, встретившись на Дунае среди руин Будапешта после снятия осады. Они могут начать разговор, например, с констатации того факта, что оба - живы, ты так не думаешь? 'Я боюсь, что...' и 'Я думаю, что...' - такое можно себе представить. Но мысли моего мужа витали где-то в другом месте, так что мы просто сидели перед пещерой напротив минерального источника и смотрели друг на друга.
Мой взгляд был очень угрюм, можешь себе представить. Снова начала бить дрожь. Словно во сне: сон и реальность одновременно.
Милый, ты ведь знаешь, что я - вовсе не дура. И не сентиментальная изменщица, которая ударяется в слёзы, когда чувствует, что пришло время прощаться. Дрожала я потому, что мужчина, сидевший рядом со мной напротив разверстой могилы, в которую превратился город, был не человеком, а призраком.
Некоторые люди упорно живут в мечтах. Только мечты, мечты более эффективно, чем формальдегид, способны сохранять такие видения, как мой муж, явившийся мне в то мгновение. Только вообрази - его одежда не была в лохмотьях! Не помню точно, во что он был одет, но, думаю, это был тот самый двубортный костюм угольно-серого цвета, который был на нем, когда он сказал: 'Я думаю, что нам лучше расстаться'. Не могу с точностью сказать насчет костюма, потому что у него было много похожих - два или три, однобортные, двубортные, но в любом случае, один покрой, один материал, и портной тот же, который шил костюмы для его отца.
Даже в такое утро он надел чистую рубашку, бледно-кремовую рубашку, и темно-серый галстук. Туфли черные, на двойной подошве, хотя я понятия не имела, как ему удалось пройти по пыльному мосту, чтобы ни пылинки на них не налипло. Конечно, я прекрасно знала, что туфли - вовсе не новые, просто так выглядят, потому что он их почти не носил, в конце концов, у него таких туфель дюжина в шкафу для обуви. Я насмотрелась на его туфли в холле, когда моей работой было чистить эту обувь из тонкой кожи. И вот он - мой муж в этих туфлях.