Она говорила спокойно, почти равнодушно, как иногда говорят старики на пороге смерти, люди, которые знают истинный смысл слов, ничего не боятся и заботятся больше о правде, чем о сохранении мира. Я побледнела.
- Это невозможно, - пробормотала я, как дура. - У вас была такая хорошая жизнь.
- Жизнь была неплохая, - сухо ответила свекровь и принялась яростно вязать. - Я принесла ему фабрику, ты ведь знаешь. Он, в свою очередь, принес мне любовь, одна из сторон всегда дарит больше любви, чем другая. Но проще тем, кто любит. Ты любишь своего мужа, так что тебе проще, хотя ты от этого страдаешь. Мне приходилось изображать чувство, не имевшее ничего общего с тем, что я чувствовала на самом деле. Это намного тяжелее. Я притворялась всю жизнь, видишь, вот так. Такова жизнь. Романтики, люди страстные, конечно, ожидают большего. Меня никогда не обуревали страсти. Но, поверь, твое положение лучше. Я почти тебе завидую.
Она склонила голову набок и уставилась на меня.
- Но не думай, что у меня была тяжелая жизнь. Моя жизнь не отличалась от чьей-либо другой. Я говорю тебе это лишь потому, что ты спросила, и потому что твой разум помрачен лихорадкой. Ну вот, теперь ты знаешь. Ты спрашивала, худший ли у тебя брак на свете. Я так не думаю. Это - брак, - объявила свекровь, словно произнесла приговор.
- Мама, вы посоветуете нам остаться вместе? - спросила я в страхе.
- Конечно, - ответила она. - А ты как думала? Как ты представляла себе брак? Как минутную прихоть? Как яркую идею? Брак - святыня, один из законов жизни. В этом даже и сомневаться незачем, - наставляла она меня, по-видимому, обидевшись.
Мы долго молчали. Я смотрела на ее костлявые руки, ее умные ловкие пальцы и узоры для вазания. Смотрела на ее бледное спокойное лицо с гладкими чертами в обрамлении седых волос. Ни следа страдания. Даже если она страдала, думаю, ей удалось одержать величайший человеческий триумф - сдать с отличием жизненный экзамен. Жизнь ее не сломала. Что еще может сделать человек? Всё остальное - желания, недовольство - ничто в сравнении с этим. Вот что я себе говорила. Но в глубине души чувствовала, что не могу просто принять эту ситуацию. Так что сказала:
- Я не могу смириться с тем, что он несчастен. Если он не может быть счастлив со мной, надо отпустить его, пусть ищет счастье где-то в другом месте, с кем-то другим. С нею.
- С кем? - спросила свекровь, внимательно изучая швы своего вязания, словно в мире не существовало ничего более важного.
- С его истинной женой, - грубо ответила я. - Вы ведь знаете. Истинная. Единственная женщина, предназначенная для него.
- Что ты о ней знаешь? - спросила свекровь, говорила она спокойно, но не смотрела на меня.
Тут я снова смутилась. Всякий раз, споря с этими людьми, с матерью и сыном, я всегда себя чувствовала как ребенок, которого впустили в серьезное взрослое пространство жизни.
- О ком? - жадно спросила я. - О ком я должна знать?
- О ней, - осторожно ответила свекровь. - Об истинной жене, о которой ты говорила...о предназначенной ему.
- А что? Есть предназначенная ему? Она где-то существует? - спросила я очень громко.
Свекровь склонилась над вязанием, ответила тихо:
- Где-то всегда есть кто-то, кто предназначен.
Потом она замолчала. И больше никогда со мной об этом не говорила. Она была такой же, как ее сын, просто как отрезала.
Но потом, через несколько дней после этого разговора, произошел кризис, а потом я выздоровела. Сначала мне сложно было ревновать всерьез, она ведь говорила в общих чертах, символически. Ну, конечно, всегда где-то живет истинная любовь, предназначенная тебе. 'Но как же я, какова моя роль?' - спросила я, выздоровев. Кто - его истинная жена, предназначенная ему жена, если не я? Где она живет? Как выглядит? Она моложе, чем я? Она блондинка? Что ей известно? Я была просто в ужасе.
Я была в панике. Я быстро выздоровела, вернулась домой, начала шить платья, поспешила к парикмахеру, начала играть в теннис, занялась плаваньем. Дома всё оказалось в порядке...настолько, что я подумала, что кто-то здесь жил, пока меня не было. Или тут было что-то еще: знаешь, осознание того, что моя жизнь последние несколько лет была относительно счастливой - несмотря на страдания, неприкаянность и всё, что мне казалось невыносимым, а теперь всё это прошло, всё было хорошо, лучше, чем когда-либо? Странное чувство. Всё в доме было на своих местах, но комнаты казались пустыми, словно по ним прошелся судебный пристав, словно самые важные предметы мебели осторожно и бережно куда-то перенесли. Конечно, дом наполняет не мебель, а чувства в сердцах людей.