О’кей, подтолкни ко мне вон тот стакан. Вот...знаешь, хоть я и пролетарий, часто внутри чувствую какую-то пустоту. Это как у экс-его-светлости вдруг возникает тоска по родине. Самое плохое, что тебя в покое не оставят. Всюду объявления - купи то, купи это. В следующий раз закажу билет в Рай в один конец, там обрету покой. Когда я был в Риме, было, как в старые времена, когда вокруг были Цезари, парни из римской элиты щекотали себе горло фазаньим пером, чтобы их вырвало и освободилось место для очередного вкусного блюда. Вот что такое эти объявления: фазаньи перья. Они приводят вас в восторг - я имею в виду не только себя, а еще и собаку и кота рядом со мной - они видят, какими прекрасными вещами набивают себе желудок коты и собаки по телевизору. Вот какова в наши дни классовая война! Мы победили, чувак! Мне нужно трогать голову, чтобы проверить, на месте ли она еще, и могу ли я еще что-то в нее запихнуть.
Когда Душенька еще мыла туалеты на родине, быть богачом значило что-то другое. Она всю ночь мне об этом рассказывала.
Не помню всё, что она говорила. Мы разговаривали так, словно растягиваем бесконечное прощание. Но некоторые вещи иногда приходят на ум. Словно всё это время говорила не она, не девушка, которая выбилась из самых низов - в смысле, она никогда не ходила в школу, как ее светлость, которой она прислуживала. А Душенька действительно могла говорить, говорила, как магнитофон, словно включили запись. Ее разум был подобен узкой ленте магнитофона: он сохранил каждую мелочь, каждый звук фонового шума. Каждый слог прилип к ней, как прилипает муха к липкой ленте. Говоришь: это останется здесь. Возможно, у всех женщин внутри - такая катушка пленки. И, возможно, раз в жизни каждая из них найдет правильное оборудование, которое сможет вопроизвести их голос, и они скажут всё, что говорили себе, внутри себя, все эти годы... Сейчас магнитофоны в моде, а женщины следуют моде. Душенька быстро собрала важную информацию из болтовни аристократов на их собственном тайном языке, на этом языке говорили только приглашенные гости и члены семьи. Так только цыгане понимают ромов, конокрадов и парней из караванов. И у аристократов был свой собственный язык. Когда не говоришь, что думаешь на самом деле, а устраиваешь танцы вокруг этого, всё время нежно улыбаясь. Когда люди вроде нас матерятся, аристокрыта сохраняют спокойствие. И едят они другие блюда. И избавляются от них по-другому, не как мы, пролетарии. Но Душенька видела всё это и быстро училась. Когда мы с ней познакомились, она могла бы быть профессором в учебном заведении, где учат цивилизованности нищих духом. С тех пор, как она начала драять туалеты, она научилась у аристократов всему, о чем и мечтать не могла в землянке. Веришь или нет, но в итоге она лишилась не только украшений и мехов, но даже средства для снятия лака. Что такое? Не веришь? Говорю, как есть. Заметь, говорила она об этом смущенно, словно не всё там было так просто.