Подожди, я забираю обратно свои слова о его болезни. Не хотелось бы, чтобы он заболел. Если заболеет, я его проведаю в санатории. Над чем ты смеешься? Надо мной? Думаешь, я надеюсь, что он заболеет и я смогу его проведать? Ну, конечно, я на это надеюсь. Надеюсь и буду надеяться. Но не хотелось бы, чтобы он заболел серьезно. Он был такой бледный, ты не заметила?...Он такой бледный уже несколько лет.
Я всё тебе расскажу. У тебя есть время? Жаль, вот у меня времени очень много.
Посмотри, вот мороженое. После школы я нашла работу в конторе. Мы тогда еще переписывались, да? Ты уехала прямиком в Америку, но мы некоторое время продолжали переписываться, три или четыре года, думаю. Помню, у нас была нездоровая, глупая щенячья влюбленность. Сейчас я такое осуждаю. Кажется, мы не можем жить без любви. Тогда я любила тебя. Как бы то ни было, твоя семья была богата, а мы жили в трехкомнатной квартире, и двери кухни выходили в коридор - квартира очень среднего класса с выходом в коридор. Я смотрела на тебя снизу вверх, с восхищением, сейчас я понимаю, что у молодых людей это - признак эмоциональной привязанности. У меня тоже была нянька, но она получала горячую воду только после того, как я покупаюсь. Такие детали очень важны. Между нищетой и богатством - пугающе много оттенков светскости. А если спускаться вниз от нищеты, как ты думаешь, сколько оттенков там? Ты богата, так что тебе неведомо, сколь огромна разница между четырьмя и шестью сотнями в месяц. Эта разница - больше, чем между двумя и десятью тысячами в месяц. Сейчас я очень много об этом знаю. Когда я жила дома, наш доход составлял восемь сотен. Мой муж зарабатывал шесть с половиной тысяч в месяц. Этим нельзя было не воспользоваться.
У них всё было немного не так, как у нас. Мы жили в съемной квартире, они - на съемной вилле. У нас был балкон с геранью, у них - маленький сад с двумя клумбами и старым орехом. У нас был обычный ледник, который мы летом наполняли льдом, а у моей свекрови был маленький электрический холодильник, который мог производить и маленькие аккуратные кубики льда. К нам приходил обычный домашний мастер, а у них работала супружеская пара - слуга и кухарка. У нас было три комнаты, у них - четыре, на самом деле - пять, если посчитать холл. Но их холл был настоящим залом с легкими шифоновыми занавесками на дверях, а у нас - просто входной холл с ледником, темный городской будапештский холл со щеткодержателем и старомодной вешалкой. У нас был радиоприемник с тремя переключателями, который папа собрал из собственноручно купленных деталей, это была радиола - по радио можно было словить даже Японию, а граммофон работал от сети и автоматически переключал записи. Меня воспитывали с мыслью, что я сама должна зарабатывать себе на жизнь, а моего мужа воспитывали главным образом для утонченной вежливой жизни в соответствии с важными светскими правилами. Следование правилам было жизненно необходимо. Между нами лежала социальная пропасть, но я тогда этого не понимала.
Как-то раз за завтраком у нас был разговор. "Эта розовато-лиловая обивка в столовой немного утомляет, - сказал он. - Она какая-то грубая и громкая, какк люди, которые всё время друг на друга кричат. Поищи по городу, дорогая, найди новую обивку к осени".
Двенадцать стульев нужно было обить в менее "утомительный" цвет.
Я посмотрела на него в замешательстве. Думала, он шутит. Но он вовсе не шутил - продолжил дальше читать газету с абсолютно серьезным выражением лица. Я видела, что он, очевидно, обдумывает то, что только что сказал, думает о том, что розовато-лиловый цвет - слишком распространенный, должна признать - действительно его раздражает. Его выбрала моя мать. Это была новейшая мода. Когда он ушел, я расплакалась. Я не совсем тупая, я отлично поняла, что он хочет сказать...Он хотел сказать то, что нельзя сказать прямо, простыми словами: что между нами - культурная пропасть, что его мир - это не мой мир, что, несмотря на то, что я знала и выучила всё, что мне следовало выучить, несмотря на то, что я принадлежала к среднему классу, так же, как и он, мои обстоятельства - в крошечных, но жизненно важных деталях - отличались от того, что он любил и к чему привык. Средний класс вовсе не так чувствителен к мельчайшим различиям, как аристократы. Представители среднего класса должны всегда поддерживать и демонстрировать свой статус. Высшему классу нет нужды это делать: их положение обеспечено с рождения. Представители среднего класса всегда стремятся занять какое-то положение или упрочить его. Мой муж был не из поколения стремящихся: фактически он превосходил даже тех, кому было что защищать. Как-то он завел об этом речь. Он читал немецкую книгу, говорил, что находит там ответы на великие вопросы бытия, в том числе - на вопросы личности. Я не люблю такие "великие вопросы", я считаю, что жизнь состоит из миллиона маленьких вопросиков, и только их совокупность на самом деле имеет значение. Так что я спросила немного насмешливо: