- А ты сама никогда себя в этом не винила? - голос его снова звучал ровно, он просто беседовал.
У него явно был акцент, немного словацкий. Не знаю, почему, в тот момент его региональный акцент меня утешал.
- Как я могу ответить на этот вопрос, преподобный отче? Кто мог бы на него ответить?
- Теперь послушай, - вдруг сказал священник так нежно и неформально, что мне захотелось поцеловать его руку. Говорил он с горячностью, в простой сельской манере, которую могут позволить себе только старые сельские священники:
- Я не знаю, что таится в твоей душе, пока ты мне не расскажешь, а то, что ты мне рассказала сегодня, дитя мое, было просто некой стратегией или уловкой. Но Господь шепчет мне на ухо, что это - не вся правда. Он шепчет мне, что ты постоянно винишь себя то в одном, то в другом. Конечно, я могу ошибаться, - добавил он, извиняясь, вдруг остановился и замолчал. Я видела, что он о чем-то жалеет.
- Но это хорошо, - спустя некоторое время сказал священник тихо, почти застенчиво. - Винить себя - это хорошо. Потому что со временем ты можешь исцелиться.
- Что мне делать? - спросила я.
- Молись, - ответил он просто. - И работай. Вот что велит нам делать религия. Я знаю только это. Ты сожалеешь о своих грехах? Раскаиваешься?
- Сожалею и раскаиваюсь, - пробормотала я.
- Пять 'Отче наш' и пять 'Дева Мария', - сказал священник. - Отпускаю тебе твои грехи.
Потом он начал молиться. Меня он больше слушать не хотел.
Однажды утром, две недели спустя, я нашла в кошельке мужа сиреневую ленту.
Хочешь верь, хочешь - нет, но я никогда не рылась в кошельке или карманах мужа. Ничего у него не брала. Он давал мне всё, что я просила, так что зачем мне было воровать? Знаю, многие женщины воруют у мужей из чувства долга, это у них - почти как добродетель. Женщины вообще много чего делают во имя добродетели. 'Я - не какая-нибудь распутница', - говорят женщины и делают то, к чему у них совсем не лежит душа. Но я не такова. Я не хвастаюсь. Просто не такова.
Я заглянула в его кошелек в то утро только потому, что он позвонил и сказал, что забыл его дома и пришлет за ним одного из посыльных. Ты скажешь, это - не причина, да, конечно. Но в его голосе было что-то странное, какая-то спешка, почти восторг. Его голос в телефонной трубке звучал взволнованно. По его голосу можно было понять, что эта маленькая забывчивость для него что-то значила. Такие вещи слышишь не ушами, а сердцем.
Это был кошелек из крокодильей кожи, который он доставал сейчас, ты его видела. Я тебе говорила, что это я ему его подарила?...Он преданно им пользуется. Я тебе говорила, что этот человек - преданный и честный. Он хранит верность даже предметам. Ему хотелось всё хранить и за всем присматривать. Это говорил в нем буржуа, благородный буржуа. Не только предметы ему хотелось беречь, но и всё, что казалось ему радостным, красивым, ценным и важным в жизни, много чего: хорошие привычки, способ действий, мебель, христианская этика, мосты, творения нечеловеческого труда, подлинность и страдания, гениев и рабочих...Это всё были для него части одного целого: он любил мир и хотел его спасти от опасности. Люди это называют культурой. Мы, женщины, не используем столь громкие слова в разговоре друг с другом. Достаточно хранить мудрое молчание, когда мужчины начинают сыпать латинскими цитатами. Нам ведома подлинная суть вещей. Им ведомы лишь концепции. Это обычно - разные вещи.
Но вернемся к кошельку из крокодильей кожи. Муж следил и за кошельком, потому что он был красивый, тонкой работы, и потому что я его ему подарила. Когда нужно было починить кошелек, муж его чинил. Он был педантичен в деталях. Однажы он сказал, смеясь, что он - настоящий авантюрист, потому что авантюристом можно быть лишь при условии, если вокруг тебя порядок и ты заботишься о вещах... Ты удивлена? Да, я тоже часто удивлялась, когда он такое говорил. Жить с мужчиной очень тяжело, дорогая: видишь ли, у них есть душа...
Хочешь сигарету?...Я закурю, потому что немного волнуюсь. Когда вспоминаю эту сиреневую ленту, всегда возвращается эта тревога.
Как я уже сказала, было что-то в его голосе в тот день. Не в его правилах было завонить домой из-за таких мелочей. Я предложила принести кошелек на фабрику в обед, если он ему так нужен. Но муж поблагодарил меня и отказался. 'Положи его в конверт, - сказал он. - Посыльный скоро придет'.
Теперь я решила изучить кошелек, каждую щель и закуток. Впервые в жизни я делала нечто подобное. Поверь, я изучала его очень внимательно.