- Потом? - неуверенно спросила я. - Всё станет понятнее. Я должна посмотреть ей в лицо, оценить ее...И если она действительно...
- Она? - нетерпеливо спросил Лазарь.
- Просто она, - столь же нетерпелмво и резко ответила я. - Другая, враг...Если это она дейсвительно мешает счастью моего мужа, если из-за нее мой муж не может принадлежать мне полностью, потому что какое-то желание привязывает его к ней, какие-то воспоминания, сентиментальное недоразумение - что бы это ни было...ладно, я предоставлю их на волю их судьбы.
- Даже если это будет означать гибель Петера?...
- Ему же хуже. Если это то, что его убьет, пусть терпит, - зло ответила я.
Мы уже стояли у дверей в большой зал.
- Он уже сделал всё возможное. Вы не представляете, сколько усилий ему пришлось приложить за последние несколько лет. Можно было бы горы свернуть с той силой, которую он потратил на отрицание этих воспоминаний. Я иногда просто удивлялся. Он попытался совершить самое сложное деяние в мире. Знаете, что он сделал? Он сознательно попытался избавиться от чувств. Всё равно что пытаться поговорить и урезонить динамитную шашку, уговорить ее не взрываться.
- Я вам не верю, - в замешательстве сказала я. - Это невозможно.
- Почти невозможно, - мрачно ответил Лазарь. - Но он всё же попытался. Зачем?...Чтобы спасти свою душу. Сохранить самоуважение, без которого не может жить ни один мужчина. Он сделал это и для вас, а когда родился ребенок, он сделал это для ребенка, напряг все силы и мускулы...Потому что он вас любит. Надеюсь, вы это понимаете?
- Я знаю, - ответила я. - Я бы не стала сражаться за него, если бы он...Но он не любит меня беззаветно и всеобъемлюще. Кто-то стоит между нами. Уйдет или эта женщина, или я. Эта женщина с сиреневой лентой, конечно же, могущественна и ужасна?...
- Если вы ее найдете, - сказал Лазарь, моргая и всматриваясь вдаль, - вы удивитесь. Удивитесь тому, насколько правда проще, чем вы воображали, насколько обыденнее, и в то же время - намного более гротескна и опасна.
- И вы ни при каких обстоятельствах не назовете мне ее имя?
Он ничего не ответил. По его глазам и голосу я поняла, что он обеспокоен и не может принять решение.
- Вам нравится бывать в доме свекрови? - вдруг спросил Лазарь.
- Моей свекрови? - удивилась я. - Конечно, нравится. Но она тут при чем?
- Я лишь хочу сказать, что Петер в доме матери чувствует себя как дома, - пробормотал Лазарь. - Если человек что-то ищет, он всегда в первую очередь ищет дома... Жизнь иногда устраивает всё так искусно, так самовластно, словно в детективном романе...Знаете, как это бывает: полиция лихорадочно ищет повсюду улики, простукивает стены, а письмо, которое они ищут, лежит прямо перед ними, на столе жертвы. Но никому не приходит в голову искать его там.
- Я должна обратиться за помощью в поисках женщины с сиреневой лентой к матери Петера? - еще в большем замешательстве спросила я.
- Могу сказать лишь, - ответил Лазарь осторожно, не глядя на меня, - что, прежде чем отправиться в большой мир на поиски разгадки тайны Петера, осмотритесь сначала во втором доме Петера - в доме его матери. Я уверен, там вы найдете что-то, что вам поможет. Родительский дом всегда в определенной мере - место преступления. Там вы найдете всё, что вам нужно знать о мужчине.
- Спасибо, - ответила я. - Завтра утром я пойду к ней и осмотрюсь там...Только я не понимаю, что мне там надо искать.
- Что захотите, - ответил Лазарь, снимая с себя всю ответственность.
Музыка начала вопить. Мы вошли в зал, шли среди танцоров. Мужчины разговаривали со мной, потом, некоторое время спустя, муж взял меня за руку и вывел из зала. Мы поехали домой. Всё это произошло пятнадцатого апреля, вечером понедельника, на пятый год нашего брака.
Той ночью я спала крепко. Словно выгорела. Электрический ток иногда пронзает предметы и выжигает в них силу к сопротивлению. В душе воцаряется тьма. Когда я проснулась и вышла в сад - была ранняя весна, утро было теплое, дул сирокко, так что иногда я завтракала в саду - муж уже ушел. Я завтракала одна, потягивала горький час, есть не хотелось.
На столе лежали газеты. Заняться мне было нечем, так что я начала читать заголовки. Маленькое государство только что исчезло с карты мира. Я попыталась представить, что почувствовали жители этой чужой страны, проснувшись утром и узнав, что их жизни, их обычаи, всё, во что они верили безгранично, исчезло за одну ночь, перестало что-либо значить, и теперь они на пороге чего-то нового - может быть, чего-то лучшего, может быть - худшего, но в любом случае - чего-то, абсолютно отличающегося от страны, которую они знали, и это тоже может утонуть в волнах, и тут они отныне будут жить - в абсолютно новых условиях, под водой. Я думала об этом, о себе и о том, чего я хочу... Что за божественную заповедь я получила, что за послание небес? Что означает непрестанное волнение моего сердца? Что значит моя тревога, мое унижение и горе в сравнении с тревогой и горем этих миллионов людей, которые проснулись сегодня утром и узнали, что потеряли самое дорогое, что у них было, то, что составляло главный смысл их жизни - сладкий, тайный, знакомый уклад их Родины? ... Но я рассеянно листала газеты, не в силах сосредоточиться на международных делах. Спрашивала себя, какое право я имею столь чрезмерно переживать о себе, быть столь одержимой тем, что случилось со мной, имею ли я право так заботиться о своей жизни... Миллионы людей живут в бедствиях и страхе, как я могу в это время переживать о том, что мне не принадлежит до последнего атома сердце моего мужа? Что значит тайна моего мужа или мое личное счастье в сравнении с мировыми тайнами, мировыми бедствиями? Что я делаю - играю в детектива в мире, который и так уже достаточно дик, пугающ и таинственен?... Но, знаешь, это были мнимые вопросы, притворство...Чувства одной женщины не равны целому миру. Потом я вспомнила слова старого священника, спросила себя, прав ли он. Может быть, мне действительно не хватало веры и смирения... Может быть, мне действительно присуще некое высокомерие, нечто недостойное христианки, женщины и человека: есть что-то высокомерное в этом безумном проекте, в этой любительской детективной попытке соскрести налет частного мира и раскрыть тайну моего мужа, что-то недостойное в попытке найти эту таинственную особу с ее сиреневой лентой. Наверное...но мои нервы в то время были так напряжены, я не могу четко объяснить свои чувства.