Клубок незаштопанных чулок лежал в корзине для шитья на столе возле старого туристического буклета, на яркой обложке которого дети играли на пляже, вдали - морская зыбь. Буклет потрепанный, уголки загнуты - было видно, что его постоянно перечитывают. А на дверях висело черное платье служанки с белым передником. Вот и всё, что было в этой комнате.
Эти заурядные предметы свидетельствовали о суровом самоограничении. Можно было сказать вот что: кто бы здесь ни жил, его не нужно было приучать к порядку - порядок был у нее в крови, она сама смогла ему научиться. Достаточно ли тебе известно о комнатах служанок, знаешь ли ты, чем они заполнены? Необычные предметы, все эти вещицы, которых требует их внутренняя жизнь: причудливые леденцы-сердечки, яркие открытки, старые, давно протертые подушечки, дешевые фарфоровые фигурки - вещи, которые выбросили из другого мира, из мира тех, кто стоит выше их на социальной лестнице...Когда-то у меня была горничная, которая коллекционировала опустошенные мною коробочки от рисовой пудры и мои пустые флакончики от духов: она коллекционировала их так, как богатые ценители коллекционируют табакарки, готическую резьбу или картины французских импрессионистов. В мире слуг эти предметы являются воплощением красоты, как произведения искусства. Потому что никто не может жить, удовлетворяя лишь элементарные потребности реального мира...нам нужно в жизни немного излишеств, что-то ошеломляющее, что-то сверкающее, что-то очаровательное, каким бы дешевым или ничего не стоящим оно ни было. Мало кто способен жить без мечты о красоте. Должно быть что-то - красная открытка с позолотой, на которой изображен рассвет или закат в лесу. Нам такое нравится. Бедняки в этом от нас не отличаются.
Но в этой комнате за закрытой дверью я столкнулась с чем-то другим.
Женщина, занимавшая эту комнату, решительно удалила из нее все элементы комфорта, безделушки и дешевый блеск. Было видно, что она строго и безжалостно лишила себя всего, что мир расточает и считает роскошью. Это была простая комната. Словно женщина принесла обет, чтобы жить здесь. Но обет, женщина, комната - всё это было неприветливым. Вот почему мне стало страшно.
Это была комната не игривой маленькой кокетки, которая получает в наследство от хозяйки шелковые чулки и ненужную одежду, втайне душится французскими духами мадам и строит глазки хозяину дома. Женщина, которая стояла передо мной, не была обычным демоном домашнего хозяйства, любовницей из народа, коварной обольстительницей из декадентского буржуазного дома. Эта женщина не была возлюбленной моего мужа, даже несмотря на то, что хранила его фотографию в медальоне, который носила на шее на сиреневой ленте. Знаешь, что это была за женщина? Я расскажу, что почувствовала: я почувствовала, что она враждебна, но - ровня мне. Она была столь же страстной, чувствительной, сильной, достойной, уязвимой и полной страданий, как я, как все, кто знает о своем высоком социальном статусе. Я сидела в кресле, держала в руке сиреневую ленту и не могла произнести ни слова.
Юдит тоже молчала. Она вовсе не была взволнована. Стояла прямо, как я. У нее были сильные плечи - не худые, не тощие, но идеальных пропорций. Если бы она пришла в дом, в котором мы были прошлой ночью, ко всем этим знаменитым мужчинам и красивым женщинам, люди посмотрели бы на нее и спросили бы: 'Кто эта женщина?'... И все почувствовали бы, что она - важная личность...Ее фигура, осанка - что называется, королевская. Я в жизни видела нескольких принцесс, но ни у одной из них не было такой королевской осанки. А у этой женщины была. Было что-то в ее глазах, в ее лице, что-то в ней, в ее вещах, в убранстве и атмосфере комнаты - что-то, меня испугавшее. Я вспомнила то, о чем подумала раньше: сознательный, добровольный побег от жизни... Но под личиной побега таилась напряженная бдительность. Готовность. Желание получить всё или ничего. Неутомимо рыскающий инстинкт, развивавшийся много лет, много десятилетий. Пристальное внимание, которое никогда не ослабевает. И побег от жизни не являлся бескорыстным самоумалением, это была гордыня, даже - надменность. Что там люди болтают, что аристократы гордятся собой, раздуваются от самомнения? Я видела так много графинь и княгинь, и ни одна не была столь горда. Напротив, они были нерешительны и немного робки, как все аристократы...Но эта крестьянка из-за Дуная, так надменно взирающая на меня, не была ни застенчивой, ни робкой. Ее взгляд был холодным и сверкающим, как лезвие охотничьего кинжала. Она отлично владела собой, и ее совесть была чиста. Она молчала, не двигалась, даже не моргала. Это была женщина, в полной мере осознающая, что сегодня - ее звездный час. Всё ее тело, душа и чувство судьбы источало это ощущение.