Такое чувство, что я думала вслух. Юдит мне ответила:
- Я покину этот дом. Мне жаль старую госпожу, но я должна уйти.
'- Куда ты пойдешь, Юдитка? - спросила я, используя уменьшительную форму ее имени, которую мне сейчас было проше произнести.
- Пойду в услужение, - ответила она. - В деревне.
- Ты не можешь вернуться домой? - спросила я, глядя на фотографию.
- Моя семья бедна, - ответила Юдит без эмоций, просто констатируя факт.
Эхо ее слов разнеслось по комнате, словно звон треснувшего колокола. Словно мы наконец увидели реальность, лежавшую под спудом всего, что мы могли бы обсуждать в ближайшее время. Словно какое-то небесное тело влетело в комнату, и мы теперь должны следовать за хвостом этой кометы, я - из любопытства, равнодушно, без комментприев. Это слово было ей знакомо.
- Вряд ли это поможет, - сказала я, немного помолчав. - Зачем тебе уходить? Тебе никто не причинил зла, и не причинит. Если тебе теперь нужно уйти, зачем ты так долго оставалась здесь? Неужели не понимаешь, - я словно спорила с Юдит, выдвигала важный аргумент, - что, раз уж ты оставалась здесь так долго, можешь оставаться и дальше. Ничего нового ведь не случилось.
- Нет, - возразила Юдит. - Я ухожу.
Мы, две женщине наедине, говорили тихо, краткими полуфразами.
- Почему?
- Потому что теперь всё раскрылось.
- О чем ты?
- Он знает?
- Мой муж?
- Да.
- А до этого он не знал?
- Знал, - ответила Юдит. - Но забыл.
- Ты уверена?
- Да.
- Но кто здесь напомнит ему о том, что он забыл? - спросила я.
- Вы, мадам, - довольно просто ответила Юдит.
Я прижала руку к сердцу.
- Послушай, девочка моя, - сказала я. - О чем ты? Это говорит твое воспаленное воображение. Почему ты думаешь, что я ему расскажу? Что я могла бы сказать?
Мы смотрели друг на друга с нескрываемым любопытством, смотрели друг другу в глаза с таким жадным интересом, мы были - словно люди, которые много лет прожили вместе с закрытыми глазами. Теперь наши глаза открылись, и мы не могли насытиться тем, что видим. И, в то же время, мы впервые поняли, что всё это время нам не хватало храбрости или честности встретиться глазами. Мы всегда отводили взгляд и говорили о чем-то другом. Мы жили каждая в своем пространстве. Каждая из нас хранила тайну, и эта тайна была смыслом нашей жизни. И вот сейчас мы это признали.
Как выглядела Юдит? Попробую описать.
Но сначала - стакан воды, да? У меня в горле пересохло. Барышня, можно вас на минутку, стакан воды, пожалуйста. Спасибо. Смотри, уже начали включать фонари...Но пока не все. Хочешь еще сигарету?
Ну, у нее был широкий лоб, бледное открытое лицо, волосы цвета воронова крыла собраны в пучок, пробор посередине. Плоский славянский нос. Лицо довольно гладкое, с тонкими, четко очерченными чертами, словно лицо скорбящей Мадонны на одном из этих сельских алтарей, нарисованной каким-то анонимным странствующим художником. Лицо у нее было гордое, настолько бледное, что почти белое. Волосы воронова крыла оттеняли эту белизну, как...но мне плохо даются сравнения. Что я могу сказать? Оставлю подобные описания Лазарю. Не то чтобы он ничего не сказал, он просто улыбнулся бы, потому что считает сравнения ниже своего достоинства. Он хочет факты, простые предложения.
Так что буду придерживаться лишь фактов, если тебе не стало скучно.
У нее было красивое, гордое крестьянское лицо. В каком смысле крестьянское? Вот в таком. На ее лице не было явно сложного выражения, которое неизменно можно увидеть на лицах представителей среднего класса, этого выражения напряженной уязвимой раздражительности. Лицо Юдит было гладким и неумолимым. На нем нельзя было вызвать улыбку дешевыми комплиментами и нежностями. Это лицо оживляли воспоминания, воспоминания о давно минувших веках, воспоминания, которые даже, возможно, не принадлежали Юдит. Воспоминания племени. Ее глаза и губы жили отдельной жизнью. Глаза были темно-синие, под стать волосам. Однажды я видела в Дрезденском зоопарке пуму. У нее были такие же глаза.
Сейчас Юдит смотрела на меня так, как мог бы смотреть утопающий на человека на берегу - там может оказаться и убийца, и возможный спаситель. У меня - тоже кошачьи глаза, теплого светло-коричневого оттенка...Я знала, что мои глаза сейчас тоже сверкают, я искала взглядом лицо Юдит так, как прожектор ищет вражескую армию в ожидании нападения. Но самый большой ужас внушали ее губы. Мягкие губки бантиком. Это был рот большого животного, больше не питающегося плотью. Зубы сверкали белизной, крепкие и прямые. Юдит явно была сильна, мускулиста и хорошо сложена. А сейчас словно тень упала на этое бледное лицо. Но она не жаловалась. Отвечала мне спокойно и уверенно, тоном не служанки, а такой же женщины, как я.