Я обратился к девушке. Уже не помню, что я сказал, но всю сцену вижу так четко, словно кто-то снял ее на 16-миллиметровую пленку для семейного фильма, такие фильмы сентиментальные люди снимают в медовый месяц, или первые шаги ребенка...
Вот что я вижу: Юдит медленно встает, достает из кармана фартука платок, вытирает руки от пепла и древесной пыли. Я вижу это с остротой булавочного укола. Потом мы сразу начали разговор, тихо, быстро, словно боялись, что кто-то может зайти в комнату. Мы - заговорщики, воры и сообщники.
Я тебе кое-что должен сказать. Хотелось бы сказать всё, как есть, и, уверен, ты поймешь, это нелегко. Потому что то, что я тебе собираюсь рассказать - не грязная историйка, старик, не история соблазнения - отнюдь. Моя история - темнее, и она - только моя, поскольку я в ней - главное действующее лицо. Дело в том, что на нас давили более могущественные силы, более могущественные силы жаждали через нас проявиться.
Как я уже сказал, говорили мы тихо. Это довольно естественно, если подумать: я был хозяином, она - служанкой, наш разговор был конфиденциальным в доме, где она была обслуживающим персоналом. Говорили мы о вещах частных и очень важных, и кто-то действительно мог зайти в любой момент - моя мать, или, возможно, слуга, который мечтал заполучить Юдит для себя. И ситуация, и мое врожденное чувство такта диктовало мне необходимость говорить тихо. Юдит тоже это чувствовала, конечно же, и знала, что должна говорить шепотом.
Но я чувствовал и еще кое-что. Я почувствовал это в то мгновение, когда мы начали разговор. Почувствовал, что здесь происходит еще что-то. Это был не просто разговор мужчины с женщиной, которую он считает привлекательной, с женщиной, от которой он что-то хочет, которой он хочет обладать для своего удовольствия. Даже нельзя сказать, что я был влюблен в эту крепко сбитую, красивую молодую женщину, или что я был от нее без ума, что меня переполняло вожделение, что кровь настолько ударила мне в голову, что я согласился бы на что угодно, в том числе - попробовал бы применить силу, чтобы получить ее, овладеть ею, сделать своей. Знаю, всё это - довольно скучно. Такое бывает в жизни каждого мужчины, и не раз. Как тебе известно, сексуальный голод может быть столь же мучительным и безжалостным, как желание поесть. Нет, шепотом мы говорили по другой причине. Никогда прежде я не испытывал потребности быть настолько настороже. Сейчас речь шла не только о моих делах, я непосредственно столкнулся с другим человеком, как с личностью. Вот почему пришлось говорить тише. Тут было дело серьезное, намного серьезнее, чем романтическая сказка о молодом господине и хорошенькой молоденькой служанке. Потому что, когда женщина встала и без малейшего волнения начала вытирать руки, очень внимательно посмотрела мне прямо в глаза этими своими большими круглыми глазами - она уже была в своей вечерней униформе, в черном платье с белым фартуком и белом чепце, выглядела точно так, как горничные в опереттах, просто до смешного - я почувствовал, что отношения, которые я предлагаю, основываются не только на желании, но и, прежде всего, в их основании лежит некий заговор против кого-то или чего-то. И Юдит тоже это чувствовала. Мы сразу начали обсуждать то, что нас волновало. Никаких преамбул, сразу перешли к делу. Мы разговаривали именно так, как могли бы разговаривать двое заговорщиков во дворце или в какой-то важной конторе, где хранятся ценные документы и тайные бумаги. Женщина - сотрудница конторы, мужчина - гость, и теперь, наконец, они нашли несколько минут, чтобы обсудить свое совместное предприятие. Говорят они шепотом, словно обсуждают какие-то посторонние темы. Оба очень взолнованы, но женщина продолжает вести себя так, словно просто говорит о своей работе, а мужчина - так, словно просто проходил мимо ее кабинета и решил заглянуть на пару слов. У них мало времени. В любую минуту может зайти шеф или какой-нибудь любознательный чиновник, и, если их увидят вместе, это сразу вызовет подозрения, их заговор раскроют. Вот почему мы перешли сразу к сути дела, вот почему Юдит Альдосо время от времени посматривала на огонь, потому что большие дрова отсырели и не загорелись сразу. Так что она снова встала на колени возле камина, я встал на колени рядом с нею, помог поправить подставки из желтой меди, убедился, что огонь зажгли правильно. И при этом всё время говорил.