Он заботился об отце и очень его уважал. Навещал каждую неделю. Моя свекровь обедала у нас каждую неделю. "Свекровь" - что за противное слово. Но эта женщина, мать моего мужа, была одним из самых утонченных созданий, встреченных мною в жизни. После смерти свекра эта богатая сверхэлегантная женщина осталась одна в большом доме, я боялась, что она слишком к нам зачастит. Люди такие ограниченные. Но она была - сама чувствительность, сама предупредительность. Она переехала в маленькую квартирку, ни для кого не была обузой, все сложные и хлопотные жизненные вопросы решала сама с невероятной заботливостью и прозорливостью. Она не просила ни жалости, ни доброты. Конечно, она знала о своем сыне то, что я знать не могла. Только матери знают правду. Она знала, что ее сын нежен, уважителен и внимателен, но дело в том, что она его не любила. Ужасно! Но нам следовало относиться к этому спокойно, потому что к этому я привыкла в отношениях с мужем - мы оба узнали этот от Лазаря: правда обладает некой творческой очищающей силой. Между матерью и сыном никогда не возникало споров или разногласий. "Дорогая матушка, - говорил он, и она отвечала: "Дорогой сын". Всегда был этот ритуал целования ручки, некая формальная вежливость, если хочешь. Но никогда никакой душевной близости. Они никогда не оставались в комнате наедине, один из них всегда вставал и находил какое-то дело или приводил кого-то третьего. Они боялись остаться наедине, словно существовал какой-то безотлагательный вопрос, который им немедленно надо было обсудить, и возникнут проблемы, настоящие проблемы, если их тайна откроется, тайна, о которой они, мать и сын, не могут поговорить. "Что бы это могло быть?" - иногда спрашивала себя я. Вот так обстояли дела.
Я хотела, чтобы между ними установился мир. Но они могли существовать, лишь не пересекаясь! Я хотела прощупать характер их отношений, очень осторожно, как прощупывают рану. Но первое прикосновение их напугало, и они сразу начали говорить о чем-то другом. Что я могла сказать?...Ни для обвинений, ни для жалоб не было видимого, осязаемого предмета. Можно ли было предположить, что мать и сын в прошлом причинили друг другу боль? Я такое предположить не могла, потому что оба они идеально надлежащим образом "выполняли свои обязанности". Как если бы они всю жизнь создавали себе алиби. Наши именины, дни рождения, Рождество - все эти важные и второстепенные племенные ритуалы, общие для всех семей, отправляли должным образом вплоть до мельчайших деталей. Мама получила подарок, мама вручила подарок. Мой муж поцеловал ей ручку, она поцеловала его в лоб. За обедом или ужином мама садилась во главе семейного стола, и все вели с ней уважительные беседы на темы семьи и мира в целом, никогда с ней не спорили, слушали мамино строгое, вежливое и спокойное изложение взглядов, а потом ели и говорили о чем-то еще. О, эти семейные обеды! Это молчание в паузах между разговорами! Эти разговоры о чем-то еще, это вежливое молчание, ныне и присно, и вовеки веков! Я не могла поговорить с ними об этом между супом и главным блюдом, между днем рождения и Рождеством, между юностью и старостью. Я не могла сказать им: "Вы всегда говорите о чем-то еще". Я ничего не могла сказать, потому что даже со мной муж всегда говорил о чем-то еще, и я страдала от того же молчания, от того же игнорирования со стороны свекрови, иногда я даже думала, что винить надо нас обеих - его мать и меня, потому что мы не знали, что с этим делать: нам не удалось выведать у моего мужа его тайну, мы не выполнили свою миссию, единственную истинную миссию своей жизни. Мы просто не понимали этого мужчину. Она дала ему жизнь, я подарила ему ребенка...есть ли что-то большее, что женщина может дать мужчине? Ты ведь согласна, что женщина ничего большего мужчине дать не может? Не знаю. В один прекрасный день я начала сомневаться. Вот что я хочу сказать тебе сегодня, потому что мы встретились, потому что я его увидела, и теперь чувствую, что всё это кипит во мне, и я должна кому-то рассказать, потому что думаю об этом всё время. Так что сейчас говорю тебе. Я тебе не надоела? У тебя есть полчаса? Послушай, времени еще достаточно.
Он, наверное, уважал нас обеих, даже в какой-то мере любил. Но ни его мать, ни я его не понимали. Это - большая ошибка нашей жизни.
Ты говоришь, что нам не нужно "понимать" любовь, потому что это невозможно? Ты ошибаешься, дорогая. Я всегда это говорила. Говорила, что это предопределено Господом. Любовь или есть, или ее нет. Что здесь понимать?...В чем ценность человеческого чувства, если оно основывается на том, что мы можем объяснить?... Но с возрастом мы понимаем, что всё не так, не так, как мы думали: мы действительно должны попытаться "понять" вещи, в том числе - любовь. Не надо качать головой и улыбаться, это - правда. Мы - люди, мы осознаем всё, что с нами происходит. Наши чувства и страсти становятся допустимыми или недопустимыми благодаря сознанию. Любить - недостаточно.