Полумрак джунглей, странные крики вдали - нельзя сказать точно, человек ли это кричит у колодца, когда его горло разрывает хищник, или это кричит сама природа, человеческая, животная и нечеловеческая в одно и то же время - постель включает всё это. Эта женщина знала всё, что следовало знать. Она владела тайным знанием: знала тело. Знала самоконтроль и потерю самоконтроля. Любовь для нее была не рядом случайных встреч, а постоянным возвращением к истокам, в детство: смесь возвращений домой и празднеств, темно-коричневые сумерки над полем, вкус знакомой еды, волнение и предвкушение, и подспудная уверенность: однажды больше не нужно будет бояться полета летучей мыши, останется только дорога домой. Юдит была - словно ребенок, уставший от игр, она возвращалась домой, потому что свет в окне звал ее на горячий обед и в теплую постель. Так Юдит представляла себе любовь.
Как я уже сказал, я был полон надежд.
Надеяться - значит, бояться того, чего ты жаждешь, бояться того, чему ты не доверяешь, чему на самом деле не веришь. Ты не связываешь свои надежды с тем, что у тебя уже есть: то, чем ты владеешь, просто существует, словно по умолчанию.
Какое-то время мы путешествовали. Потом вернулись домой и сняли дом за городом. Всё уладила Юдит. Следующий естественный шаг - представить ее 'обществу', если она захочет. Я искал умных людей, которых можно привести домой и которые не будут при этом снобами и не сочтут всё происходящее просто пищей для сплетен. 'Высшее общество' - этот странный мир, респектабельным членом которого я был еще совсем недавно, мир, в котором Юдит лишь недавно была служанкой - следило за нашей жизнью с большим интересом и по-своему воспринимало произошедшее. Людям всегда нужно что-то, чтобы добавить в свою жизнь перчинки. Когда что-нибудь такое появляется, они садятся с горящим взором и с утра до вечера говорят по телефону...В высшем обществе никто не удивился бы, если бы о 'романе' писали на первых полосах газет: они подняли эту тему, обсуждали, анализировали в мельчайших подробностях, словно какое-то преступление. Как знать? Возможно, в соответствии с правилами, от которых зависит высшее общество, они были правы. Люди не выносят даром мучительную скуку совместной жизни: не просто так продолжают они корчиться в зубастых челюстях отношений, к которым давно утратили интерес, и, конечно же, что-то заставляет их соглашаться на самоотречение, предусмотренное социальным договором. Они чувствуют, что никто не имеет права удовлетворения, спокойствия и радости для себя лично, в то время как они, большинство, согласились цензурировать свои чувства и желания в интересах великого цензора - цивилизации.Вот почему они храпят и ворчат, и устраивают судебные фарсы, и рекламируют свои вердикты в форме слухов всякий раз, когда услышат, что кто-то решился восстать, начал поиски личного спасения от одиночества. Но теперь, когда я один, иногда я спрашиваю себя, так ли уж они неправы, подвергая цензуре тех, кто решился нарушить правила.
Знаешь, я просто спрашиваю. Это исключительно между нами, уже за полночь.
Женщины этого не понимают. Только мужчины знают, что есть еще кое-что помимо счастья. Это различие, наверное, - огромная безысходная пропасть непонимания между мужчинами и женщинами, пропасть, которая всегда здесь, каждое мгновение. У женщин, настоящих женщин, есть только один настоящий дом: дом, в котором живет мужчина, к которому они питают привязанность. У мужчин - другой дом: огромный, вечный, безличностный и трагический, его символизируют флаги и границы. Я вовсе не говорю, что женщины не преданы сообществу, в котором родились, языку, на котором они приносили обеты, лгали и делали покупки, земле, на которой они выросли. Я не утверждаю, что верность, преданность, готовность пожертвовать собой, иногда даже - честный героизм во имя царства мужчин, им неведом. Но женщины на самом деле никогда не умрут за страну, они умрут за мужчину. Всегда. Жанна д'Арк и другие - исключение, маскулинные женщины. Сейчас их стало больше. Женский патриотизм - намного спокойнее, чем мужской. У них меньше лозунгов. Они согласны с Гете, который сказал, что, если сгорит дом крестьянина, это - настоящая трагедия, а если опустошена родина, это - символическая потеря. Для женщин дом - это всегда тот крестьянский дом. Это - дом, который они ревниво охраняют, дом, ради которого они живут и работают, дом, ради которого они готовы принести любые жертвы. В этом доме есть кровать, стол, мужчина и любое количество детей. Это - настоящий дом женщины.