Любовь - чувство, которому несть конца. Может быть, поэтому влюбленных почитали в древних религиях, воспевали в старинных эпических поэмах и сказаниях...В глубинах бессознательного, в коллективной памяти остались воспоминания о том, что любовь когда-то была великой, что она была не просто формой социальной коммерции или способом скоротать время, игрой или развлечением вроде бриджа или светского бала. Люди помнят, что когда-то существовала пугающая задача, которую должны были выполнить все живые существа, эта задача - любить, потому что любовь была полным проявлением жизни, наиболее полным опытом существования и его естественного последствия - небытия. Но люди узнают об этом слишком поздно. И насколько неважны добродетели, моральная правота, красота или чудесный характер партнера в этом предприятии! Любить - значит узнать радость наиболее полную из всех, которые можно узнать, а потом - погибнуть. Но все эти люди - все эти сотни миллионов упорствуют, надеются на помощь, ждут, что их возлюбленные совершат некий акт благотворительности ради них, проявят нежность, терпение, всепрощение, утешат. Они понятия не имеют о том, что полученное таким образом не имеет никакого значения: это они должны отдавать, только они отдают безо всяких условий - в этом смысл игры.
Вот как мы погрузились в любовь, мы с Юдит Альдосо, когда поселились вместе в домике за городом.
Во всяком случае, так погрузился в любовь я. Такие я испытывал чувства. И надеялся. Я по-прежнему ходил в контору, но чувствовал себя столь отстраненным от всего, словно мошенник, который знает, что в один прекрасный день его разоблачат, и ему придется бросить свою работу и всё, что с ней связано...Что я выяснил? Я понял, что у меня больше нет ничего общего с ролью, которую я играл в мире, но просиживал надлежащее время в конторе и следовал правилам столь же строго, как всегда. Я первым приходил на фабрику и уходил последним, в шесть часов вечера, когда оставался только консьерж, потом гулял по городу, как раньше. Часто заходил в старую кондитерскую, иногда видел там свою жену - 'свою первую жену', чуть не сказал. Свою настоящую жену. Потому что я на самом деле никогда не чувствовал, что Юдит - моя жена. Она была другой женщиной.
Что я чувствовал при виде свой первой, настоящей жены? Никаких сентиментальных чувств. Но кровь всегда отливала от щек. Я смущенно с нею здоровался и непременно отводил взгляд. Потому что тело помнит, знаешь ли, никогда не забывает. Это - словно море и берег, которые когда-то принадлежали друг другу.
Но вовсе не об этом мне хотелось поговорить с тобою сейчас, когда я рассказал тебе почти всё. Конец этой истории - такой глупый, словно о нем тебе рассказывает самый глупый или заурядный человек. Всё равно рассказать? Да, конечно, раз начал, надо закончить.
Понимаешь, старина, целый год мы жили в таком невообразимом физическом и психологическом напряжении. Год я жил, словно в джунглях среди диких зверей и ядовитых растений, и змеи прятались под каждым камнем или кустом. Наверное, этот год того стоил. Стоил того, что ему предшествовало и что произошло потом.
Что предшествовало этому году, ты в основном знаешь. Но то, что произошло потом, даже меня слегка удивило. Вижу, ты думаешь, однажды я узнал, что Юдит мне изменяет. Нет, старик, об этом я узнал намного позже. Юдит изменила мне только один раз, потому что у нее не было другого выхода.
Мне понадобился год, чтобы узнать, что Юдит Альдосо у меня воровала.
Не смотри на меня так скептически. Я выражаюсь вовсе не фигурально. Это не мои субъективные чувства о том, что она меня обкрадывает, это - деньги в моем кошельке. Я имею в виду - в фактическом смысле, как пишут в своих блокнотах полицейские. Когда она начала воровать? О, сразу же, с первого мгновения. Нет, погоди. Дай подумать. Нет, это началось не сразу.
На этом этапе она меня только обманывала. Я тебе рассказывал, как в начале наших отношений, когда мы еще жили в отеле, я открыл для нее счет в своем банке и выдал ей чековую книжку. Лимит по счету очень быстро оказался превышен. Почти невозможно было понять это наводнение трат, эту расточительность. Да, Юдит покупала очень много вещей, меха, аксессуары, но я никогда не проверял, что она делает. Меня никогда не беспокоило количество или качество ее покупок, беспокоила меня только ее лихорадка приобретательства. Меня беспокоило это патологическое неистовство гиперкомпенсации. Скажу прямо: однажды пришло письмо из банка, мне сообщали, что на ее счету закончились средства. Естественно, я положил на ее счет еще денег, но на этот раз - несколько меньше. Через несколько недель счет снова оказался опустошен. Тут я предупредил ее, но в легкой шутливой форме, не всерьез, что она понятия не имеет о нашем материальном положении. В Англии ее представления о деньгах и имуществе изменились: тут, дома, мы скромнее, не так купаемся в богатстве, как она воображала. Юдит добросовестно выслушала мою проповедь. Больше денег не просила. Потом мы переехали в дом с садом, и я начал выплачивать ей ежемесячное пособие, этой суммы ей с головой хватало на хозяйство и ее собственные нужды. Мы никогда больше не говорили о деньгах.