На следующее утро мама заботливо протирала мой Хаммонд от последствий предыдущей ночи. Она стоически переносила новые шрамы, неизбежно появлявшиеся раз за разом. Большой мир звал и манил, давая понять, что пришло время покинуть гнездо. Мама с трудом сдерживала слёзы, в то время как отец, казалось, всё больше и больше отдалялся от меня. Упаковав мои чемоданы, мама не выдержала, села на кровать, эмоции захлестнули её полностью. Слёзы, слёзы, слёзы. Я не знал, что делать, мне казалось, что я поступаю опрометчиво. Но я должен был это сделать, не для группы, не для себя, а ради неё и отца. Это был мой единственный шанс достичь чего–то в жизни. Я должен уехать в Лондон — центр мироздания. Думаете, я не чувствовал жалости к родителям? Конечно, чувствовал. Отец с матерью воспитывали меня, давали советы, поощряли, но стрелу рано или поздно надо выпускать. Я должен попасть в цель, обратного пути нет. Я должен попасть в цель для них, пусть это будет маленькая цель.
Клуб «Cavern» дал жизнь тому, что мы теперь гордо именуем «ливерпульской сценой». Неудивительно, что The Beatles завоевали юг так быстро. Cavern вонял хуже любого туалета, который мне доводилось посетить. Полной противоположностью (розами там не благоухало, но все же) ему был клуб «The Crawdaddy» — видавшее вид заведение в Ричмонде, графство Суррей. На подмостках клуба родилась вся блюзовая сцена Англии. Джон Мейолл был отцом–основателем, а его Bluesbreakers выковали кадры для будущей многоликой британской рок–сцены. The Yardbirds, The Stones, Cream, Led Zeppelin и The T–Bones — все они вышли из одной конюшни. T–Bones были блюзовыми пуристами, но не возражали против сотрудничества с джазовыми музыкантами в поиске новых направлений, тем более, что было куда расти.
Перед моим появлением состав T–Bones состоял из Гэри Фарра — вокал и губная гармоника, Уинстона Уезеролла на гитаре, Стю Паркса на басе и Брайана «Легза» (Длинноногого) Уокли — ударные. Я со своим 160–килограммовым Хаммондом заменил ритм–гитариста Энди МакКекни. Вскоре я привык к ночному образу жизни. Как минимум год меня посещал ночной кошмар, в котором я возвращался в банк, чтобы отработать там ещё месяц во искупление грехов. Это был яркий, очень реалистичный кошмар, и я обычно просыпался в холодном поту в своей маленьком одноместном номере в Sussex Gardens Hotel.
Отелем это было можно назвать чисто номинально. В номерах не было туалетов, поэтому безопасней и быстрей справить человеческие нужды можно было прямо в раковину в четыре утра, чем на ощупь шариться по коридору в поисках выключателя общего туалета. По утрам в порядке вещей за завтраком можно было натолкнуться на Gerry and the Pacemakers или Herman's Hermits. У входа в ожидании своих хозяев стояли груженые аппаратурой фургоны, готовые отправиться на север, юг, восток или запад.
Мы придумывали развлечения для себя во время бесчисленных поездок из Лондона в клубы и университеты Англии, Шотландии или Уэльса. Мы разучивали блюзовые темы, покупали книги с театральными пьесами, распределяя между собой роли, и устраивали представления прямо в тесном фургоне. «Сторож» Гарольда Пинтера пользовался особой популярностью, потому что в нём задействовано всего три персонажа. У меня был кожаный чехол от органа, на котором можно было удобно растянуться позади сидячих мест, особенно по дороге домой после выступлений. Мы кидали жребий: кто получит лучшее место (рядом с водителем), но поскольку я не трогал другие инструменты, то спал на крышке своего органа. Теперь я смело могу заявить, что жил и спал музыкой.
На второй неделе ночных выступлений в сырых и грязных клубах, мой двадцатилетний организм дал сбой. Я подхватил жесточайшую простуду. Я не мог пропустить выступления, так что, потея и кашляя перед аудиторией, я в конце концов схватил пачку салфеток и зашёлся в сильном приступе кашля. Гэри и остальные ребята шутили и посмеивались надо мной, пока я не открыл окно и с силой выплюнул мокроту прямо в бурю, разыгравшуюся снаружи. Наступила полна тишина.
— Теперь доволен? — спросил Гэри.
— Да, спасибо, — ответил я, испытывая облегчение в носу и лёгких.
— Ты действительно доволен? — повторил Гэри, вынуждая меня посмотреть на него. Он глядел на меня, в то время как жирная сопля свисала с его волос до самых плеч. — НЕМЕДЛЕННО ВЫТРИ! — проревел он.
И я сделал, я должен был!
Когда бы T–Bones ни выезжали на гастроли, «Marquee» оставался для нас родным домом. Ты едешь по шоссе М1 в четыре утра, чтобы получить свою тарелку с картошкой и бобами, и побалагурить с другими музыкантами из Лондона, исповедующими такой же образ жизни. Обычно мы вползали в Лондон настолько рано, что редкие скворцы начинали свои песни, отдававшиеся эхом на пустынных улицах. Мы проезжали следом за молочниками и разносчиками газет. Бутылки с молоком и газеты, оставленные без присмотра, превосходно дополняли наш завтрак. Когда мы разбредались по своим постелям, город только просыпался.