Ингредиенты хорошего, добротного пука являются хорошо задокументированным аспектом британского быта. Некоторые утверждают, что это бобы, возможно, разбавленные пивом Newcastle Brown Ale. Что бы там ни было, нужно было терпеливо сдерживать «порывы», пока не найдешь свидетеля, если ты, конечно же, хочешь получить «Говняного Макса».
Сирано любил подкалывать Ли. Иногда он его обзывал «Нанук с Севера»[13], иногда сравнивал с картиной Франса Халса «Портрет молодого офицера» (The Laughing Cavalier), что для гитариста, знающего всего три аккорда, весьма впечатляюще.
Дорогие мама и папа,
в настоящий момент у меня все хорошо. Нас только что сняли для французского телевидения и сфотографировали для журнала «Париматч». В воскресенье мы будем выступать на радио. Кажется, здесь мы пользуемся успехом. Мы приехали в Биарриц в фургоне, увешанным нашими плакатами. А пока мы разгружались, вокруг нас собралась толпа.
Клуб был маленьким, а наше жилье ещё меньше — всего лишь одна комната с тремя двухъярусными кроватями. Никакой личной жизни. Мы в основном играли блюзы, иногда включая в репертуар музыку Западного побережья, например “Along Comes Mary” группы The Association.
Дни были солнечными и Ли намеревался основательно загореть. Мы валялись на пляже, выкопали в песке огромную яму и, заговорив язык парню, продававшему «Beignet Abricot»[14], «помогли» ему туда свалиться, несколько дней наблюдая за перемещениями француза по пляжу с поднятым над головой подносом, полным пончиков. Для поддержания физической формы, мы стали копать глубокую яму, накрывая её полотенцами. Приближающийся возглас «Beignet Abricot» вдруг превратился в «Beignet Abricoooooo…!», и поднос проследовал в яму вслед за владельцем. Мы были главными подозреваемыми. Гэри провел какое–то время в полицейском участке, потому что выглядел как главарь банды. Мой первый урок был таков: любое паблисити — хорошее паблисити. Вечером в клубе яблоку негде было упасть.
Подобно арабским скакунам, неистово роющим землю копытами, мы носились по просторному пляжу, чтобы, опередив сёрферов, броситься в убывающую волну и быть безжалостно отброшенным обратно к берегу вновь надвигающимся прибоем. Было здорово, но я сильно скучал по моей подружке–школьнице. Я не мог звонить ей по телефону, поэтому обходился открытками. Поздно ночью после отбытия группы из клуба с «les девушками» я обнаружил бутылку скотча и уселся за пианино, переполненный аккордами страсти, пока не вырубился. Классический сценарий — сигаретный туман бездвижно застыл в воздухе, стулья покоятся на липких столах, а ночные духи вылезли из своего укрытия в поисках последнего пристанища. Меланхолический пейзаж, он был бы более понятным, если бы я проявил зрелость и уважение к употребляемому напитку. Кое–как я дополз до нашей комнаты, и, что удивительно, комнаты двоились и троились в моих глазах. Вместо шести, в комнате вдруг стало целых двадцать четыре кровати. Плюхнувшись на одну из них, я почувствовал, что попал на американские горки. Попробовал закрыть глаза — стало только хуже. Я перевернулся, и голова безвольно свесилась вниз, и это позволило организму избавиться от отравы. Когда ребята вернулись, пол был уделан, а я лежал в отключке. Они были безжалостны, но справедливы и заставили меня подняться и убрать это безобразие.
Я написал бесчисленное количество писем, пока в них не отпала необходимость — мы ехали домой. У меня был шанс укрепить наши отношения.
Невинность первой любви нужно бережно ограждать от суровой действительности. Отсутствие опыта в подобных делах вынуждало меня быть осторожным и сдерживать примитивные порывы тела. Я был старомодным в ухаживании. Сгребая жалкие гроши моего еженедельного жалования, я приглашал подружку на прогулку по площади Пикадилли, затем мы шли в кино, а после я отвозил её на метро домой. Иногда она приглашала к себе в дом в тенистом пригороде Лондона Ричмонде. Её родители с подозрением смотрели на меня. В редкие моменты уединения мы неловко тискали друг друга, но время проходило слишком быстро, и мне нужно было уезжать. Мои бедные яйца распирало, и вряд ли они вынесли бы ещё один день такого наказания. Мне выпал шанс взять на пробу её невинность в новой комнате, куда я недавно переехал из крошечной каморки. Но как только я приступил, раздался стук в дверь: судя по звукам из соседней комнаты, у Ли там точно проходило не чаепитие. Меня начали одолевать наихудшие опасения, когда она направилась открывать дверь. Раздался пронзительный вопль, и дверь резко захлопнулась. Я вышел посмотреть, что там. Голая девушка, в истерике, была пристегнута к стулу — ремни перетягивали грудь. Тем не менее, ей явно это нравилось. Спасибо тебе, Ли, за заботу.