— Отворите, дайте мне отдохнуть! На дворе непогода и холод, впустите же и слуг моих, они страшно устали!
Караульный, увидев человека в блестящих доспехах, смекнул, что он вовсе не похож на разбойника, явившегося освободить узника; к тому же он понимал, что по численности гарнизон крепости без труда справился бы с пришельцами. Он сжалился над путниками и открыл ворота. Тотчас друг Собеслава ворвался во двор и затеял битву, в которой сам был убит. Люди его ничего не могли сделать. Одни пали в схватке, другие разбежались, а многие были повешены на деревьях в лесу.
В конце концов — ведь на свете не одни неудачи, случается порой и везенье — собрал Ойирь такое множество народу, что мог помериться силами с гарнизоном крепости. Он спрятал своих людей в лесу, а сам с сыновьями засел в засаду, рассчитывая подстеречь кастеляна Примды Бернарда. Сей Бернард возвращался откуда-то и, подойдя к крепости, велел трубить в рог. Воротная стража узнала кастеляна и опустила подъемный мост. Тут вышел из засады Ойирь и метнул в кастеляна копье, поразив его в правый бок, между тазобедренным суставом и ребрами. Бернард свалился с коня, люди его вскрикнули, воротная стража ответила им криком и бросилась к раненому. Ворота остались настежь, мост опущенным, испуганные воины метались туда-сюда. Тогда Ойирь дал знак своему отряду, одолел ворота, проник внутрь крепости и с помощью друзей и слуг перебил гарнизон. И вывел Собеслава из заточенья.
Под открытым небом пал князь на колена, воскликнув:
— Бог, даровав мне свободу, напоминает и внушает мне хорошенько рассмотреть, чьими руками это исполнено! И я хочу и желаю навсегда соединить мои усилия с усилиями моего народа. Хочу награждать благородство — не по званию, а по делам. Вельможи как тени в мыслях моих, как перышко, летящее по ветру; народ же свой я хочу любить.
КОЗНИ
Собеслав, не в силах бороться с войсками короля Владислава II, не мог и рассчитывать на его милосердие; поэтому он ушел в Германию. На чужбине он встретился с младшим братом своим Ольдрихом. Обнявшись с ним и выслушав рассказ Собеслава обо всех его страданиях, младший князь сказал:
— Господин наш родственник, должно быть, лишился разума. Он одержим гордыней и не отличает права от бесправия. Ни разу еще не сдержал он своего слова и клятвы его не стоят ничего. Но если ты, брат, так хорошо это знаешь, зачем же медлишь, зачем ждешь, чтоб тебя наказал кто-нибудь третий?
— Ах, — ответил Собеслав, — была бы у меня хоть одна деревенька, чтобы, продав ее, на эти деньги выковать мечи и вооружить моих людей! Но что у меня есть? Что мне осталось, чем, какой монетой могу я заплатить?
— Рыцари сражаются копьями и мечами, — возразил Ольдрих, — войска могут биться с войсками, но князь-изгнанник должен полагаться только на разум, данный ему. Зачем ты жалуешься, что нет у тебя войска? У немецкого короля его более чем достаточно. Поедем к нему! Сейчас как раз приближается время созыва сейма, и Барбаросса впервые предстанет перед курфюрстами. Я уверен, он примет нас хорошо, ибо Владислав его не признаёт. Он остался дома, послав своим представителем епископа, сам же и слышать не желает о Рыжебородом.
Зачем же медлить? Встань, кликни свою дружину, и поедем к кесарю: раз Владислав отказывает ему в признании, мы обязаны признать его.
— Нет, — возразил Собеслав. — Не верю я в помощь князей.
Тут братья расстались. Ольдрих сел на коня и по дороге на сейм все думал, как бы ему очернить чешского герцога.
ДАНИИЛ
Много народу съехалось на сейм. Князья угрюмого вида, вельможи с поджатыми губами, прищурив глаза, плотно стояли в середине собравшихся. Их окружала толпа прислужников и льстецов, далее торчали безмолвные, глуповатые слуги, стремившиеся подражать господам, а еще далее рассыпались веселые безумцы, которым все служило к развлечению. Они давились от смеха, указывая друг другу, как один курфюрст наступил на пятки другому.
Представитель чешского государя, епископ Даниил прохаживался поодаль. Роскошно одетый, он приветливо здоровался с соседями, весело улыбался, а когда к нему подошел какой-то итальянец, заговорил с ним на его родном языке о лошадях крестоносцев, пересыпая речь забавными замечаниями. Казалось, у Даниила нет никакого дела, он просто развлекается. Закончив беседу, он снова стал прохаживаться с непринужденностью высокородного пана, тут и там роняя словечко-другое.