При этих словах епископ, вероятно, зрел уже зловещий коготь и крыло нетопыря, и топот копыт доносился до его слуха. Умер он в страхе, и глаза его выкатились из орбит от ужаса и от смертной истомы.
Но сказано — любовь отверзает врата небесные, и богобоязненные люди верят, что душа Детмара обрела спасение.
После смерти Детмара епископом, как упомянуто, стал Войтех из рода князей Славниковичей. Он стал епископом и по воле Болеслава, и по воле императора, и по желанию прочих вельмож, ибо славен был родом, ученостью и набожностью. Войтех был пригож лицом, строен станом, а мудрость его была столь велика, что владетельные особы просили у него совета и помощи. Итак, ученость, добродетель и княжеский род сделали Войтеха епископом, и все признавали, что он паче иных достоин этого сана.
Однако, увы, людские сердца, даже движимые справедливостью, не свободны от задних мыслей и устроены вовсе не так, чтобы к добрым делам не примешивать собственной выгоды. Поэтому каддый из сильных мира сего, восхвалявший Войтеха, связывал с его епископством какое-нибудь особое намерение. Так, император надеялся, что епископ из высокого рода Славника поднимется в ущерб пражскому государю и уменьшит его власть. Далее он рассчитывал, что при таком ученом епископе Болеслав II покажет себя человеком немудрым и вряд ли устоит против него в состязании духа.
Такова была идея императора.
Князь же Болеслав был уверен, что епископские заботы полностью займут мысли Войтеха и сообщат ему такую славу, что он не станет стремиться к другой и забудет старые распри. Дело в том, что род Болеслава, то есть род Пршемысловичей, долгие годы вел то скрытую, то явную борьбу против Славниковичей, князей Зличских, владевших значительной частью восточной окраины позднейшей Чехии. Зличские князья соперничали с Пршемысловичами, и могущество их почти не уступало могуществу пражских государей. Были у них крепкие грады, и владели они несметным богатством. И не только это! Многочисленные родственные и дружеские связи делали род Славника знаменитым во всем тогдашнем мире. Можно предполагать, что между обоими родами случались столкновения, что многие споры их разрешались на поле боя. В этой борьбе победителями вышли Пршемысловичи. Побежденный род был поставлен в вассальную зависимость от пражского князя, и эти отношения бывали похожи то на дружбу, то на страх. Рассказывают, что в мирные периоды соперничающие князья иной раз вступали в брачные союзы. Так, княгиня Стрезислава, мать Войтеха, была будто бы сестрой святого Вацлава.
Итак, когда Войтех стал епископом, ему пришлось, согласно давней повинности, отправиться к императору за инвеститурой. Император в ту пору воевал против сарацин, и далекий путь лежал перед епископом. С пышной свитой двинулся он в Италию, и случилось ему остановиться по дороге в некоем монастыре в городе Павии. Там встретился Войтех с аббатом из Клюни.
Не бывало еще более жаркой встречи, никогда еще так радостно не обнимались два человека! И никогда преднамеренность не походила так на случайность.
Встреча Войтеха с Клюнийским аббатом описывается примерно так.
Названный монастырь в Павии владел богатыми угодьями, и неудивительно, что монахи его изнежились и отнюдь не усердствовали ни в молитвах, ни в трудах. Иначе говоря, жизнь они вели небезупречную. Позднее доходы монастыря были переданы какому-то светскому вельможе, и, когда монастырская казна поистощилась, братию охватило беспокойство; но одновременно монахи распустились еще больше, а когда стало совсем туго, раздались голоса, требующие исправления. Тогда-то и прислан был сюда аббат из Клюни, прославившийся во всем христианском мире как великий оберегатель нравов и восстановитель орденских порядков. Всякий уверял, что этому человеку удастся вернуть монастырь монахам, а монахов — Богу, ибо красноречие Клюнийского прелата было сильнее греховных соблазнов. Голос его гремел, как раскаты грома, и подобен был светлому колокольному звону. Когда он говорил о Божьих карах, мнилось — от страшных слов его тускнеет свет и тень окутывает слушателей. И в этой тени вспыхивают жгучие слова, озаряя измученные лица грешников, корчащихся в вечном огне. Столь мощным было слово Клюнийского аббата и вместе столь сладостно, что слушающих охватывал трепет и робость сжимала им горло.
Когда Войтех приближался к монастырю, где пребывал аббат из Клюни, день клонился к вечеру. То был час, определенный для бесед, и монахи, собравшись в просторной зале, слушали аббата. Узнав, к какому пиршеству он подоспел, услыхав имя говорившего, Войтех так и кинулся туда. Он бросил поводья, сорвал с себя пропыленный плащ и, не сказав ни слова слугам своим и свите, поспешил в переполненную залу. Желая остаться неузнанным, он спрятался за спиной дородного монаха.