Меж тем младший Собеславич жил в Германии изгнанником. Взрослел вдали от родины. Князьям безразлична была его судьба, вельмож не интересовало, чем он занимается, лишь несколько товарищей из прежней дружины не переставали говорить о нем и о таинственном посланце, указавшем именно на этого отрока во время собрания в Садской. Юный князь был несчастен. Поэтому жалели его несчастные люди и, может быть, собственного утешения ради, представляли себе его горе большим, чем оно было на самом деле.
Бедствия сплачивают горемык, внушают им странные мечтания, странную склонность верить, нашептывают ИхМ надежду; а так как с новым князем приходят перемены, и имена князей — словно отличительные признаки сменяющихся времен, то среди простых людей ширились слухи о добром княжиче, который страдает, но которому суждено когда-нибудь принять наследство вместо старшего брата, ибо он предназначен для трона; и этот добрый князь будет править милостиво и без притеснений.
Такие слухи, такую веру распространял и Ойирь. А так как он любил Собеслава, то делал это с удвоенным усердием.
Положение самого Ойиря было достойно жалости. Едва захватив власть, Владислав II разогнал прежних слуг Собеслава I, а старого постельничего сделал своим стремянным. Владислав знал приверженность Ойиря к семье Собеслава и, чтобы наказать его, заставлял скакать у своего стремени. При этом Ойирь не смел ни отстать, ни выехать вперед более, чем на длину шпоры князя.
Однажды Владислав пребывал в предместьях Праги, и тут прибежал к нему вестник и сказал:
— Княже, в развалинах монастыря святого Георгия появился какой-то свет, и свет этот не угасает и ускользает от людей!
Владислав велел подать коня, вскочил в седло и в сопровождении Ойиря помчался галопом через ворота на деревянный мост через реку. Мост сотрясался, бревна гудели под копытами: так быстро скакал князь. Вот он уже над серединой реки, над самым глубоким местом — и тут странная робость напала на всех, кто следовал за князем. А княжеский жеребец встал на дыбы и заржал. Затем он с такой силой опустил передние копыта на мостовое бревно, что оно зашаталось в своих упорах. Князь стиснул коленями жеребца так, что у того дыхание сперло, и колол его шпорами, и дергал за узду — животное не двигалось с места. Слышно было только, как стонет оно человечьим голосом, плачет и не может сделать ни шагу.
Кто его не пускал?
Долгие годы после этого рассказывал Ойирь крестьянам, что не пускал его ангел-хранитель Собеслава. Ибо, говорил он, «я бросил под копыта жеребца пояс ангела». Другие люди склонялись к мнению, что коня остановили души умерших.
Так возникла легенда, что умершие мученики призывают Собеслава вернуться и избавить сельский люд от произвола. Так возникла легенда, что чудесный свет, блуждавший в развалинах монастыря, сделал одно из бревен моста непроходимой преградой и даровал бессловесному животному человечий голос.
Но князю Владиславу нравилась другая сказка: он верил, что из могилы святой Людмилы поднялось пламя как предзнаменование его славы. И полагал, что жеребец взбесился только для того, чтобы привлечь внимание к ветхости моста; князь обещал вместо трухлявых бревен, рассыпающихся в прах, построить каменный мост, по которому могли бы проезжать целые группы конников.
ПОХОД
Много лет спустя этот замысел осуществился, и с берега на берег перекинулся каменный мост; Владислав был убежден, что сделалось это по его решению, которое было ему тогда внушено. Такого рода убежденность слишком смахивает на тщеславие и гордыню: ведь для постройки моста Владислав не сделал ничего, кроме того, что облек в слова необходимость, вызванную обстоятельствами более будничными — и все же более значительными, чем каприз властителя. Предместье под Градом разрасталось, умножалась жизнь, и много стало таких, кто обладал смелостью и способностью преодолевать препятствия. По этой-то причине, благодаря этой-то способности и воздвиглись над рекой все двадцать пролетов. «Мост Владислава» или «мост Юдиты» — просто обозначение трудов купчика, сгибающегося под своим мешком, и искусства каменщиков, которые, закончив работу, глазеют на реку и, словно невинные детки, поплевывают через перила.