Еще не спешились послы на подворье немецкого королевского замка, а по всей Болгарской земле, и по Восточной марке, и по Великой Моравии уже ширились слухи о походе, который готовят король и царь. Ширились толки о дарах Борисовых Людовику из добычи, захваченной в Византии. Толковали о парче, и одеждах, и о предметах из золота, и рассказы эти достигли ушей великоморавского князя. Ростислав слушал внимательно, не пропуская ни словечка. Вслушивался, склоняясь над очагом и упершись локтями в колени.
Когда вестник умолк, велел ему Ростислав повторить все сначала. И еще раз, едва тот договорил до конца, заставил его вернуться к дважды сказанному. Ибо Ростислав расспрашивал о предметах из византийских трофеев и задавал столь странные вопросы, что вестника, принесшего новость в княжеский замок, охватила робость. Он почти не понимал, о чем его спрашивают, — да и откуда знать все простому человеку.
Когда он был отпущен, собрались те, кто по роду и по богатству предстояли прочим; и в то самое время, как собирались эти старцы и князья, к крепости Ростислава приближался маркграф Карломанн. Он собирался уже вступить за ограду, и воины, ехавшие впереди его поезда, уже подняли руки, чтобы постучать тупыми концами копий по кольям палисада. Да они так и сделали — стучали, кричали, но Ростислав не велел отомкнуть запоры. И с высоты укреплений не донеслось до них дружеского привета — только крик вооруженной стражи ответил крику Карломанновых латников.
И понял Карломанн, что Ростислав не подаст ему помощи против короля. Он ушел из-под Девина и с тех пор добивался прощения Людовика.
В день, когда это случилось, перед Ростиславом говорили все, кто был связан между собою родом или владениями. Первым держал слово старейший из них, за ним второй, и третий, но Ростислав их не слушал. Он все думал о дарах царя Бориса. Думал о трофеях, захваченных царем из сокровищницы Византии, и слово это, это имя — Византия — застряло в мыслях его и просилось на язык.
Когда же раздумье князя завершилось решением, отправил Ростислав послов в Византийскую землю, и те так сказали восточному императору:
— Борис раздает дары, захваченные из твоей сокровищницы. Борис замышляет захватить и державу твою. Борис со своей дикой болгарской конницей заключил союз с королем Людовиком, чтобы усилить объединенную мощь и удвоенной силой обрушиться на Византийскую Империю. Ничто не стоит на дороге этого замысла, кроме войск Ростислава. Князь Великой Моравии остановит шаги короля, ты же, император, ударь по Борисовой коннице!
Император выслушал послов и, обдумав совет, повелел своим ратникам вторгнуться в Болгарские пределы.
Случилось это в восемьсот шестьдесят четвертом году, в пору весенного равноденствия. Произошло сражение, и разбит был царь Борис.
Меж тем Дюдовик Немецкий подошел к Девину. Поднялся перед ним крутой утес, и король, запрокинув голову, озирал крепость на темени его. Он жаждал разрушить эту твердыню, покорить эту скалу, но не мог приблизиться к ней, и даже длинные предвечерние тени от его войска не достигали ее подножия. И медлил король повелеть приступ. Он ждал. Ждал Борисовых войск.
Когда же Борис не пришел, а времени минуло много, велел король возвестить Великоморавскому князю, что он с миром уйдет из его страны, если Ростислав присягнет ему на верность. И ответил князь с высоты Девина, и поступил по воле короля.
МЕФОДИЙ И КОНСТАНТИН
Князь Ростислав исповедовал христианскую веру и всем сердцем желал, чтобы христианство распространилось по его земле. Лета Господня 861 обратился он в Рим к папе Николаю I с просьбой прислать славянскому народу учителей, которые возвестили бы людям Евангелие. Папа отнюдь не питал любви к диким землям Ростислава и ответил князю холодно. Но случилось так, что, когда отвергнута была жаркая просьба Ростислава, король Людовик Немецкий просил поддержки против него у болгарского царя. Тогда князь Великой Моравии снарядил послов к восточному императору Михаилу, и тот обещал задержать болгарские войска. Вследствие сих обстоятельств и из-за оказанной помощи между Михаилом и Ростиславом установились благожелательные отношения. Ожила дорога, ведущая от моравских поселений на восток, и в свое время двинулось по той дороге новое посольство. Были тут старцы, слывущие знатными особами, и мужи, знаменитые родом и численностью стад. Путь их лежал низиной, затем меж высоких гор, и так добрались они до Царьграда, города, обнесенного высочайшими стенами, города дворцов и храмов. Раскачивались колокола на высоких башнях, и великий звон долетал до приходящих. И простерлось ниц посольство Ростислава. С изумлением взирали послы на образа, сияющие златом, чей блеск был ярче огня, ярче воды и ярче неба.