— Король, эта прекрасная страна снова расцветает. Я посетил чешские монастыри и города. Я видел, к ним возвращается богатство. Амбары снова полны, поля зеленеют, ширится слава их городов, серебро корзинами поднимают из недр земных, и сладостен там звон колоколов. Эта страна любезна праведникам и ангелам. Я слышал набожные речи чешских людей и видел, что они ищут правды. Я уверен — Чехия поднимается. Верю, дочь твоя будет царствовать в счастливой стране, и верю, что Завиш, этот рыцарь без страха и упрека, будет ей полезен. Пражский же епископ никоим образом не сравнится с Фалькенштейном. Кто он, этот Тобиаш? Вот он правил — но его правление было правлением теней, правлением голода и хаоса.
Внимая этим словам, Рудольф думал о своей душе. Думал о тяжких испытаниях, что даны в удел властителям, ибо Бог требует от них исполнения слишком разнствующих законов. Он требует, чтобы властители соблюдали земные обычаи — и в то же время не отступали от Заповедей Божьих, а ведь одно с другим не согласуется.
«Ах, Боже милостивый, пока в соседних странах нужда и голод, пока там слаба власть, дела Габсбургов хороши. Тогда у нас ни в чем не будет недостатка, воля наша распространится далеко за пределы собственной страны, и будем мы властвовать и за этими пределами. Если же в какой-либо другой стране возвысится сильный король, начнутся войны. Так было исстари, так устроил Господь Бог и Дева Мария!»
Подобные мысли привели короля Рудольфа к перворожденному сыну Пршемысла, к Миколашу. И сталось так, что этот внебрачный Пршемыслович соединил свою ненависть к Завишу с ненавистью Рудольфа Габсбурга и (вместе с епископом Тобиашем) сделался в Чехии главой габсбургской партии. Во времена, когда все алкали только власти, король, епископ и прекрасный Пршемыслов сын дарили своим доверием то одного, то другого. Вчера человек им мил, сегодня они клеймят его званием предателя и произвольно, в зависимости от собственной выгоды, меняют свое расположение.
И вот, когда король Рудольф взял под свое покровительство епископа Тобиаша и стал добиваться примирения, прося в этом деле содействия короля Вацлава, Завиш отправился к вождям габсбургской партии и, выступая от имени короля (сам как истый король), без мстительных чувств и с великим благородством заключил с ними соглашение. Земли, захваченные епископом и его панами за время их краткого правления, были, конечно, возвращены короне. Так Завиш (хотя дух его ни в чем не изменился, зато изменилось все вокруг него) с прежней отвагой и силой воли делал именно то, что он когда-то ненавидел у Пршемысла.
Вот какой смысл заключен в совокупности деяний, ибо во времена великих перемен утрачиваются связи и старые мотивы на новый лад звучат в новых делах.
После соглашения, укрепившего власть Завиша, наступили в Чехии небывалые времена. Все, кто действовал тихой сапой, люди половинчатых решений, те, кто не знал, как встать и как приняться за дело, унылые, заплесневелые, люди короткого дыхания, святоши, ханжи и подобный сброд — все исчезли из окружения юного короля Вацлава. Земские должности перешли в руки друзей Завиша. Всякая неопределенность изгнана, и очень многие дворяне, даже прелаты, старались походить на рыцаря, который смеется от души и всегда говорит только то, что хочет сказать, не более и не менее того.
Хорошо с Завишем! В делах строгий повелитель, в играх и развлечениях он бывал безмерно приветлив. Право, как можно было не любить его? Кто мог бы воздержаться от любви? Кто не был заодно с юным королем Вацлавом? Кто мог не чувствовать отвагу и силу Завиша? Кто не разделял веселье и счастье, наполнявшие его душу?
Король Вацлав стал верным другом Фалькенштейна и проводил в его обществе много времени.
Однажды лучший егерь Завиша поймал оленя. Не загнал, не пронзил копьем, не уложил меткой стрелой. Ничего подобного! Выследив, когда рогатый красавец ходит к лесному роднику на водопой, егерь поставил там тенета и поймал животное живым и здоровым, не повредив ни ветвистых рогов, ни ног его, ни горделивой шеи.
— Огороди часть хорошего пастбища, егерь, огороди славный уголок, где растет самая свежая и зеленая трава и бьет источник. Введи туда шестилетка, пускай оправится и окрепнет на ноги! Ухаживай за ним, егерь, ибо предстоит оленю долгий бег!
Затем, когда олень поправился и обрел прежнюю резвость, Завиш приказал своим людям трубить в рог.
Рог затрубил, зазвучали охотничьи кличи, и Завиш вошел в покой, где юный король сидел со своим капелланом.
— Друг, поспешите! Капеллан пусть закончит рассказ о сотворении мира и о разливе вод, что слывет потопом, а слуги пускай принесут вам добрые сапоги; заткните за пояс нож, охотничий тесак, славный кинжал! Ну же, веселей, друг! Поскачем по полям и лугам, по низким кустам и высокой дубраве! Поскачем за оленем, за статным шестилетком. Вставайте! Оставьте науки, дайте отдых и вашим наставникам, ибо даже солнце и месяц не всегда одинаковы, показывая нам то веселый, то важный лик!