Этот день стал днем Неткиной смерти. А также днем, когда убит был фламандец, которого Петр поразил его собственным мечом. Он пропорол ему живот. И, оставив Ханса валяться на полу, вышел, вскочил на Хансова коня и, поспешая, чтоб не настигли его бирючи, поскакал прочь от этого места.
Якуб побежал было за ним, но поскольку шаг у Якуба был нетверд, а Петр скакал на резвом скакуне, они никогда больше не встретились.
Что до фламандца, то нужно добавить, что слуги полояшли его на веревки между двух лошадей и двинулись к судье. Ханс стонал, над ним кружили злые духи, его страшила тень смерти. Несчастный призывал Бога и дьявола, выкрикивал проклятья, да такие страшные, что слуги затыкали уши.
Когда наступила ночь и на болотах замерцали светляки, когда дорога стала пустынна как спереди, так и сзади, когда сова сове посылала эхо, несчастных охватил такой ужас, что спихнули они тяжелое тело фламандца на дно болота и разбежались кто куда — домой, на родину, за пределы прекрасной Чехии.
Кесленк — добрый дядюшка и строитель — прождал Ханса до самой своей смерти, а король и прелестная Анежка забыли о нем.
ПЕВЕЦ
В году 1235 по большаку, который ведет от поселения, называемого Furt im Wald (и это, если переложить на язык чешский, звучит как «Брод в лесу»), ехал бродячий певец по имени Рейнмар. Ехал на осле, а его ученики и сопровождающие сидели на пестрых коняшках. Рейнмар был слепец, на осле его настоящей упряжи не было; нет-нет, а приходилось двум слугам вести его животное на длинных вожжах. Они были настороже и, если дорога шла лесом, предупреждали хозяина:
— Учитель, наклонитесь, едем под деревьями.
Заслышав предупреждение, Рейнмар закрывал рукою чело. Улыбался, кивал головой вместо ответа и произносил всегда одно и то же:
— Ведите моего осла осмотрительнее! А если заупрямится, не бейте слишком!
Они ехали третий день. Котомка Рейнмара была уже пуста; впрочем, воду они набирали из родников, а что до еды, то удавалось им иногда поймать дикого голубя или схватить в норе зайца.
Нищета плохо сочетается с богатыми одеждами, однако к роскоши Рейнмар и его друзья имели неодолимое пристрастие. Одевались пышно, словно напоказ, и любой встречный мог подумать, что это князья. Нищие, понятно, часто просили у них подаяния.
Когда маэстро со своими учениками одолел часть пути — они были уже недалеко от чешской границы, — Рейимаров осел остановился под ольховым деревцем, чтобы пощипать молодых листиков. Маэстро потрепал его по холке, слуги ротозейничали, а раздосадованные ученики стирали локтем пушинки, прилипшие к их шапкам. Вдруг поблизости послышалось пение или распевное чтение какой-то литании.
— Ну вот, — заметил кто-то из молодых шляхтичей, — сейчас Рейнмар фон Зветер отдаст нищему певцу последнюю денежку.
Маэстро расслышал замечание, нахмурился и проговорил словно бы нарочно:
— Хороший голос. Кто же это поет?
— Л, я вижу, — уже спокойнее продолжал шляхтич, — убогое существо, похоже, это пастух. Наверное, не нищий, но очень уж обтрепан, плащ у него из мешковины, а сзади болтается кусок веревки.
— Позови его!
Тот, кому было предложено позвать пастуха, сложил руки рупором и закричал хриплым голосом. Крикнул раз, крикнул другой, а когда хотел было повторить в третий, пастушонок неуклюже заковылял и приблизился к Рейнмару.
— Учитель, — заметил другой шляхтич, — пастушонок переваливается с ноги на ногу, как утка. А теперь остановился и глядит на тебя, открыв рот.
— Я певец, — представился Рейнмар. — А ты кто?
— Якуб, сын кузнеца Петра, — ответил пастушонок, звонко рассмеявшись, и начал петь. Будто читая проповедь, говорил, как на ветер, примерно вот что: — Открыты предо мною все пути, блуждаю я по всем лесам, стороной обходя слободы, перелетной птицей летаю из страны в страну. А где конец моих странствий? Там, в тени, когда яркое светит солнце; там, на солнце, когда разрываются тучи и кончается дождь. Ах, душа моя всюду зрит цветущий рай, и везде для меня Божья благодать.
Якуб еще не закончил пения, а Рейнмар дал знак ученикам следовать дальше. Он был голоден, боялся, что не найдет еды, а пенье и нищий певец ему опротивели. Он высказал это весьма резко.