Саша кивнул в третий раз.
— Я тебя Федьке поручил, — засмеялся Михаил, пожал Саше руку и сел на мотоцикл.
Чайник был ещё тёплый. Саша взял кусок слегка подсохшего пирога из-под газеты, налил чаю. И только доел последние крошки, как у забора появился Федя с двумя вёдрами воды.
— Остался? — спросил он, поставив вёдра. — Ты калитку не запирай, у нас тут не воруют. Пошли завтрак съедим.
— Я уже позавтракал, — сказал Саша, — спасибо.
— Пойдём, пойдём, не мнись. Бери ведро, помогай.
Саша понёс полное ведро, стараясь не расплескать. Нести было тяжело.
— Ты ночью рубильник не выключал? — спросил вдруг Федя.
— Какой рубильник?
— На столбе, — Федя показал рукой. — В железном футляре. Я его каждый день включаю, по стремянке поднимаюсь.
— Нет, я не выключал. — Саша хотел рассказать про ночную тень, но не решился, Федя тоже мог над ним посмеяться, как вчера Михаил.
Улица была пуста, а на холме у белого здания с колокольней Саша увидел расставленный этюдник и Свету в голубом сарафане.
— Давно там художничает, — с уважением сказал Федя.
Снаружи Федин дом был точно таким, как у Михаила и Евдокии Егоровны, зато внутри всё оказалось другим. Красивее. Даже табуретки были ярко раскрашены: синяя, розовая, жёлтая…
— Сам выпиливал, — объяснил Федя, когда Саша стал рассматривать узорные полочки. — По дереву я многие художества умею. Доску над народным музеем видел? Это мы с Ильиным сделали. У нас в доме все мужики по дереву работали. Это нам от Афони досталось.
— От Афони? — удивился Саша. — А он разве в самом деле жил?
— А как же, мы — его прямая родня, от него и художества переняли.
— А Евдокия Егоровна говорила, что мы — родня.
— Ты её больше слушай. Афоня — он наш. Тут тебе каждый скажет. Он моему пра-пра-прадеду старший брат. На стене портрет видишь? Это Афоня нарисовал.
Саша подошёл к портрету и увидел изображение пожилого, в старинной крестьянской одежде человека, сложившего на коленях руки.
— Это не рисунок, это — дагерротип, — сказал знаток истории Саша.
— Сам ты тип, — обиделся Федя. — Я-то лучше знаю, кто его рисовал. Князь Гавриилов послал Афоню с поручением, а его разбойники изловили и замучили, понял? А он перед отъездом как раз брата и рисовал, понял?
— Француз Дагер, художник и изобретатель, в тысяча восемьсот тридцать девятом году изобрёл фотографирование. Или ты сам не видишь, что это фотография, а не рисунок. Посмотри, на обратной стороне должен быть знак фирмы.
— Не буду я смотреть, — расстроился Федя. — Ты лучше на свой огород погляди, как он у вас зарастает. Картошку надо окучить, огурцы прополоть, а то опять, как в прошлом году, вырастет с гулькин нос.
— Это как — окучить?
— Да просто — тяпку в руки и пошёл. Идём, покажу.
Поросшее сорняками небольшое картофельное поле было за домом. Земля на нём ссохлась, покрылась серой коркой. Федя показал, как надо ударять тяпкой по этой корке, под нею земля оставалась чуть влажной, более тёмной, её надо было подтягивать к картофельному кусту. Федя сделал одну гряду для примера, гряда оказалась ровной и красивой.
— Орудуй, — он вставил тяпку в Сашины руки. — Только сразу не урабатывайся: три гряды — отдых.
Он подошёл к своему дому, а Саша взялся за работу. На холме около этюдника по-прежнему стояла Света в голубом сарафане. «Конечно, я для неё сейчас, словно куст какой, — подумал Саша, — человек для оживления пейзажа». Но неожиданно эта мысль не показалась обидной… Ему понравилось пробивать тонкую сухую корку земли, возвращать огороду живой вид, и он с удовольствием бил тяпкой. И было радостно, что Света смотрит на него с холма — какой он сильный и быстрый.
Когда Саша подошёл к музею, Гоша и Света были уже там.
— Книжный шкаф Елизаветы Антоновны, — объяснял Гоша, — её личные книги, а на полке — всё, Что она напечатала.
Саша посмотрел на портрет и наконец вспомнил, где он видел Елизавету Антоновну прежде: в Русском музее.
— Понравился портрет? — улыбнулся Гоша. — Это рисовал отец Елизаветы Антоновны, князь Антон Гавриилов. Он любил побаловаться рисованием.
— Антон Гавриилов? — Саша удивлённо повернулся к Свете. — А ты говорила: «неизвестный художник», помнишь, ты показывала в Русском?
— Конечно, неизвестный. Это все знают.
— Но ведь здесь — то же самое?
— Да! — Света посмотрела на Сашу так, словно он сделал великое открытие. — Мазок тот же. И глаза.
— А почему же неизвестный? — Гоша даже обиделся. — Кому надо — всем известный. Князь Антон Гавриилов. Вот же здесь подпись: «Антоха Г.».