Картины Парижа. Том I
ЛУИ-СЕБАСТЬЯН МЕРСЬЕ
«Великий книгопроизводитель Франции»
1
Париж 1781—1788 гг.
«J’ai tant couru pour faire le tableau de Paris, que je puis dire l’avoir fait avec mes jambes…»[1]
Луи-Себастьян Мерсье принадлежит к самым плодовитым писателям XVIII в. Автор пьес, романов, исторических произведений, социальных трактатов, утопий, бесконечных очерков, он пользовался известностью накануне 1789 г. Славу Мерсье создало начатое им в 1781 г. многотомное собрание «Картины Парижа».
Впервые эта книга вышла в 1781 г. в двух томах. Чтобы написать ее, Мерсье удалился из Франции в Швейцарию. Его напугала судьба знаменитого аббата Рейналя, изгнанного 21 мая 1781 г. королевской полицией. В Невшателе Мерсье продолжал спокойно писать. Вслед за двухтомным «Le Tableau de Paris» книга вышла в четырех томах в 1782 г., в следующем году были изданы еще 4 тома и, наконец, спустя пять лет, было добавлено еще четыре. Двенадцать томов «Картин Парижа» потрясли читателя.
Десятилетие накануне революции было годами окончательного распада самодержавного государства. В недрах феодализма созревало капиталистическое общество. Людовик XVI испробовал все, чтобы сохранить свою самодержавную власть. Он поощрял феодальную реакцию, — сеньёров, стремившихся расширить и укрепить сеньёральные права над крестьянством; февдисты стремились перед судьями королевства защитить средневековые претензии помещиков-дворян. Людовик XVI, правда, вынужден был прибегнуть к реформам. Но Тюрго ожидала судьба Шуазеля. Тюрго был, конечно, талантливее своего предшественника «реформатора». Это был ученик физиократов, это был идеолог «просвещенного абсолютизма», сделавший попытку на практике осуществить учение экономистов. Его неудача и его падение были показателем обострения классовых противоречий во Франции и неизбежности революции.
Всего несколько лет прошло после издания утопии Мерсье «Год 2440» (1771) до момента объявления американскими колониями войны Англии. В этой войне Франция попыталась взять реванш за потерю колоний в годы Людовика XV. В американской войне дворянско-буржуазная оппозиция внутри Франции нашла для себя знамя. Людовик XVI вынужден был передать управление государством женевскому банкиру Неккеру. Это была капитуляция абсолютизма перед буржуазией, но крупная буржуазия в лице Неккера не спешила с требованием полновластия, она была умеренной и верноподданнической оппозицией. В 1781 г., в год появления «Картин Парижа», Неккер опубликовал бюджет государства, утаив от населения подлинные размеры финансового банкротства самодержавия. Но даже тот частичный материал, который впервые получил французский гражданин, поразил его как громом, показав ему неизбежность борьбы с монархией. Неккер ушел в отставку, подобно Шуазелю и подобно Тюрго. Самодержавие вновь попыталось вооруженной силой бороться за свое существование, но, конечно, судьбу государства решала не «реформаторская» деятельность Тюрго или Неккера — судьбы государства решились народными массами Франции.
Десятилетие накануне революции было полно еще до сих пор недостаточно изученными попытками народных масс с оружием в руках решить судьбы самодержавно-феодального государства. С 1771 по 1787 г. насчитывается по крайней мере до двадцати более или менее крупных крестьянских и городских выступлений. В 1773 г. в окрестностях Бордо 4000 крестьян выступили походом на город; «беспорядки» здесь продолжались около месяца. В Турене полиция повесила четырех вожаков народного бунта. Выступления имели место в Бретани и в Париже. В 1786 г. Лион оказался в руках восставших ткачей. В итоге подавления восстания 4 убитых, 20 раненых, 3 повешенных.
Франция в эти годы вновь познакомилась с литературой, которая с успехом распространялась в столице еще во времена Фронды и в годы крестьянских восстаний последних лет царствования Людовика XIV. В 1771 г. на статуе Людовика XV висел плакат: «Хлеба по два су. Повесить главного министра или восстание в Париже!» В 1786—1787 гг. плакаты эти говорили более резким и решительным языком: «О Франция! Народ рабов и слуг! Презирая законы, у тебя забирают все твое добро, чтобы заковать тебя в цепи. Долго ли ты будешь страдать, народ мученик?»
Мерсье вошел в славу в годы, когда классики просвещения уже отошли в прошлое. Вольтер стал «королем Вольтером», Руссо продолжал царить над умами, но, как мы увидим из показаний самого Мерсье, временами он напоминал ученикам маньяка. На арену истории выступил Мабли. Этот почтенный философ и политик был старше Руссо, но до 1770 г. Мабли оставался неизвестным. Только после 1770 г. он стал популярным мыслителем Франции и постепенно в годы революции оттеснил даже классиков. Огромное значение в эти годы приобрел аббат Рейналь и, наконец, среди новых героев просвещения — Луи-Себастьян Мерсье. Даниэль Морне в своей последней монографии «Об интеллектуальных причинах французской революции» готов даже утверждать, что Мерсье пропагандой идей гражданской войны в утопии «Год 2440» — о ней речь впереди — ближе других стоит к вождям революции, за много лет до ее начала. Впрочем, и Морне, цитируя соответствующие строки «Утопии» о гражданской войне, вынужден признать, что для Мерсье вместе с тем характерно одновременно уважение к монархии, попытка найти мирный для нее исход, попытка наметить для нее план реформ. Даниэль Морне, правда, оставляет в стороне анализ работ Марата, его «Цепи рабства» (1774) и его «План уголовного кодекса» (1780). Он оставляет в стороне анализ работ Бриссо, посвященных реформе уголовного законодательства и поискам «подлинно-достоверного метода раскрытия истины». Суждения Даниэля Морне, однако, характерны для того, как буржуазная историография в наши дни начинает оценивать значение Мерсье, этого, казалось, всеми забытого писателя XVIII века.
1
Я так много бегал, чтобы сделать картины Парижа, что мог бы утверждать — я сделал их ногами.