«Сократите же наши доходы. Мы будем тогда с бо́льшим уважением относиться к искусству, будем внимательнее к авторам. Если наш театр будет некоторое время пустовать, нужда обучит нас секрету вам нравиться; вы будете в выигрыше потому, что мы постараемся, путем тщательно поставленных, интересных спектаклей, вновь приобрести то, что мы потеряли по собственной небрежности. Сами мы бессильны исправиться. Наша служба превратилась в беспрестанное получение доходов. Прибегните же, милостивые государи, прибегните к полезному наказанию, которое нам так необходимо: покиньте нас (тут он обвел глазами залу)! Пусть эти ложи и амфитеатр останутся несколько месяцев пустыми. Тогда наш собственный интерес, разбуженный задетым самолюбием, вернет нас к принципам, о которых мы совсем позабыли!»
212. Рукоплескания
Рукоплескания — это язык и ходячая монета парижан. Они иначе и не объясняются. Они рукоплещут королеве и принцам, когда те появляются в ложе и грациозно раскланиваются; рукоплещут не менее громко при появлении на сцене актера; рукоплещут красивому стихотворению; насмешливо рукоплещут, когда пьеса их раздражает или надоедает; рукоплещут настойчиво, вызывая автора; рукоплещут Глюку и шумят так, что заглушают оркестр; в общественном саду они рукоплещут возвратившемуся герою; в часовне Французской академии рукоплещут какому-нибудь похвальному слову и даже надгробной речи, — странное новшество, которое, пожалуй, подчинит проповедников Евангелия одобрению или неодобрению присутствующих! Они рукоплещут как стихам, так и прозе на всех академических или литературных собраниях. Порой рукоплескания доходят до неистовства, а не так давно к ним стали присоединять еще слова: браво, брависсимо! При этом нередко топают ногами и стучат палками; получается невообразимый, оглушительный шум, смущающий благоразумных и чувствительных людей, а нередко и самого виновника таких восторгов. Эта шумная привычка умаляет значение приговоров как партера, так и вообще всего театрального зала.
Кто-то посоветовал одному сочинителю, которого всегда освистывали, соорудить машину, которая подражала бы рукоплесканию трехсот-четырехсот зрителей, и поручить распоряжаться ею какому-нибудь преданному, верному другу. Автору осталось бы только скупать билеты, как это делают некоторые его товарищи, — результат получился бы тот же самый.
Когда же, наконец, парижанин перестанет злоупотреблять возможностью рукоплескать, перестанет легкомысленно прерывать красноречивую тираду и портить весь эффект! Поспешное, шумное одобрение вредит и актеру и поэту; им не дают кончить, и в адском шуме мгновенно улетучивается вся иллюзия. Зачем все это? Ни один народ в мире не болтает так много языком, сколько у нас болтают руками!
Но какая же форма одобрения может действительно льстить великому поэту и великому актеру? Та, когда в зале царит глубокое, сосредоточенное молчание; когда зритель смотрит с замиранием сердца, со слезами на глазах и не имеет ни сил, ни желания заняться рукоплесканиями; когда, всецело отдавшись во власть мощной иллюзии, он забывает и об актере и об искусстве. Тогда всё, что он видит на сцене, становится для него действительностью, неизгладимое впечатление глубоко западает в его душу, и очарование это будет длиться очень долго.
213. Любительские спектакли
Это очень распространенное развлечение; оно развивает память, учит хорошо говорить и держаться, обогащает голову хорошими стихами и требует наличия некоторых знаний. Такое времяпрепровождение несравненно лучше, чем посещение кофеен, глупая игра в карты или полнейшая праздность.
Каждый понимает, что актеры, играющие для собственного развлечения, не настолько опытны, чтобы удовлетворить человека с утонченным вкусом. Но с точки зрения удовольствий излишняя требовательность вредна. Что касается лично меня, то я замечал, что знакомая мне пьеса производит на меня впечатление новизны всякий раз, когда ее исполняют незнакомые мне актеры. Я не знаю ничего более снотворного, как присутствовать три-четыре раза на спектакле, исполняемом одними и теми же актерами.
Я прекрасно знаю, что на любительских спектаклях безжалостно искажают шедевры драматургов, коверкают арии лучших композиторов и что такие спектакли служат поводом к сценам, более забавным, чем те, которые представляют на сцене. Но что же из того? Тем лучше: зрителя одновременно веселят и сама пьеса и действующие, лица. К тому же все намеки приобретают тут особую остроту, так как история всех актрис знакома каждому не хуже римской истории.