При воспоминании об этих образах – сладостных и тёплых, как кровь, я испытал странную тоску: от мысли, что могу всё забыть. Мне так хотелось вновь увидеть это воочию, как в том зеркале, что я вскочил с кровати и быстрым шагом направился в мастерскую, где и остался до самого вечера, лихорадочно покрывая свежий холст пахучими красками. И впервые за долгие годы цвета были яркие и насыщенные, словно само ямайкское солнце.
***
Больше инцидентов с зеркалом не было. Но мне, по сути, оно было не нужно, поскольку первый опыт подал мне блестящую, на мой взгляд, идею – преломлять образы воспоминаний Дэна через своё воображение, превращая их в картины.
И вот теперь я старательно пытался воскресить в памяти все истории, которые когда-либо рассказывал мне Дэниэл. Воспоминания приходили одно за другим и находили своё отражение на холстах, слетая на упругие грунтованные волокна нежными, сочными и совсем не мрачными призраками. В худшем случае – загадочными. Будучи неисправимым оптимистом, Дэн из любой, даже самой жуткой истории, удалял давлеющие безысходностью краски. Это я также отразил в своих работах, отрезав своим монстрам все входы и выходы.
В общей сложности, я написал двадцать пять картин, последней из которых было полотно, лаконично изображающее зеркало с крупицей сияния в серебряной его глубине, на фоне стены восхитительно-зелёного оттенка тёмной морской волны. Словно дверь туда, куда смотрящий хотел бы попасть.
И, вздохнув, спрятал кисти.
***
Выставка прошла успешно и почти все картины, к моему великому изумлению, были раскуплены, что колоссально обогатило мой счёт в банке. Не за горами была известность – буквально дышала мне в спину своим приторным дыханием, в котором причудливо смешивался запах спиртного, дорогих сигар и опиума. Но эта перспектива меня отнюдь не радовала. Я чувствовал, что совершил огромную ошибку, вложив в свои работы всю свою жизнь и душу, выкачав их, как из иных выкачивают всю кровь до последней капли. В мире искусства я был бабочкой-однодневкой. Мне больше нечего было сказать им всем. Пожалуй, я сделал всё, что смог – организовал выставку счастья, как ты и просил меня, Дэн. Доволен? Теперь счастлив, сукин ты сын?..
***
Докурив сигарету, я выбросил окурок, а после, по дороге домой, заскочил в ночной магазин, купил пару бутылок неизменного «Jack Daniel`s» и осушил одну, пока добрался до пункта назначения – своего старого убежища, в последнее время всё чаще вызывающего у меня мысли о тюремной камере. Тело под рубашкой было потным и мерзким на ощупь – я несколько часов кряду шатался по раскалённым, пыльным дорогам и переулкам. Шёл, куда глаза глядят. Вывести свой старый пикап на прогулку мне почему-то в голову не пришло, и теперь я чувствовал в ногах тяжёлую усталость.
Когда же, наконец, ступил в дом, ничего не желал сильнее, чем расслабиться в горячей ванне, смыть с себя весь пот и прочее дерьмо, коим богата местность возле дорожных магистралей.
На ходу стащив с себя грязную одежду, босыми ногами прошёл в ванную комнату и, пустив воду, в ожидании опёрся руками о раковину, вглядываясь в своё отражение.
Ничем непримечательная внешность нордического типа: светлые волосы, серо-голубые глаза с залёгшими под ними болезненными тенями. Единственное, что я отметил про себя – сегодняшняя прогулка по загазованным улицам подарила обычно бледной коже лёгкий золотистый загар. Больше никаких изменений. Чёрт!
Отвернувшись от зеркала, я шагнул в уже наполненную ванну, с наслаждением ощущая, как тёплая вода приятно ласкает ноги. Я словно застыл во времени – как пойманное в золотистую трясину янтаря насекомое. Я будто стоял на месте и никуда не двигался. Даже моё лицо не менялось. Невозможность сдвинуться с места, паралич любых перспектив на будущее – эта мысль доводила до отчаяния.
И тогда, сидя в восхитительно тёплой воде, в чёрной, будто гроб из староанглийской легенды, ванне, я решился.
Похожая на рану улыбка рассекла моё лицо и я скрылся под водой, широко распахнув глаза и глядя на перламутровую поверхность перед собой. Я подумал о Дэниэле. Если смогу добраться до конца, надеюсь, ты встретишь меня там, друг. Я люблю тебя, Дэн, засранец ты этакий. Люблю твоё пугающее молчание и тяжёлый взгляд исподлобья. Люблю твою убийственную честность и странно-зелёный оттенок глаз, словно выпитый у южного моря. И ненавижу себя за то, что не сказал тебе этого раньше, пока ещё не стало слишком поздно.
Кислород закончился и лёгкие пронзила острая боль. Из глаз посыпались искры, и на мгновение я с ужасом и изумлением увидел там, на поверхности, знакомое лицо с глазами цвета Ямайки. Почувствовал сомкнувшиеся на левом предплечье пальцы.
Лишь спустя некоторое время я осознал, что, давясь диким кашлем, отплёвываю воду, сидя в ванне. Тело била отчаянная дрожь, пальцы неприятно покалывало. Таращась в чёрную воду, я хрипел, но уже не столько от остаточной асфиксии, сколько от мысли: «Я только что видел его! Это Дэн, ошибки быть не может – я узнал его! Он вытащил меня!».
Я посмотрел на руку – на ней не было никаких следов, но ощущение прикосновения не пропадало. Что за…
Он не хотел моей смерти, и я не смог бы повторить подобное ещё раз. Нужно было как-то жить дальше, но не здесь – не в этой проклятой дыре. В голове всё ещё стояло лицо Дэниэла, и внезапно меня осенило. Схватив с полки полотенце, я вышел из залитой водой ванной комнаты, чтобы не вернуться туда никогда.
***
Тем же вечером, небесно-голубой пикап Ford 73-го года выпуска, на полной скорости выехал на трассу. На прогретом августовским солнцем заднем сиденье автомобиля валялись авиабилеты в один конец. Ночной рейс, Ямайка.
Комментарий к
[1] Аркебу́за — гладкоствольное, фитильное дульнозарядное ружьё, один из первоначальных образцов ручного огнестрельного оружия, появившийся в 1379 году в Германии. Заряжалась с дула, стреляла короткой стрелой или каменными, а позже свинцовыми пулями.