Когда Биг Бен отбил 10 часов и город начал быстро погружаться в сумерки, чуткое ухо могло уловить раздавшийся отовсюду глубокий вздох облегчения. Избирательные участки закрылись, теперь уже никакие призывы, объяснения, нападки, инсинуации или — что возможнее всего — всемогущая путаница не могли изменить результат. Все закончилось. Некоторые активисты пожали друг другу руки, поздравляя с окончанием работы. Скоро они узнают, наснолько хорошо она была проделана.
Иак и в предыдущие вечера — это походило на некий религиозный ритуал, — все они, отключившись от мира, трепетно внимали сэру Аластеру Бурнету, Со своим успокаивающим голосом, волнами серебристых волос, на ноторые сзади давался контрсвет так, чтобы они сияли, подобно нимбу, он появлялся на экране телевизора, как архангел Гавриил. Теперь на ближайшие пару часов сам Господь будет довольствоваться вторым местом.
— Добрый вечер! Итак, избирательная кампания закончилась. Всего лишь несколько секунд назад по всей стране закрылись двери тысяч избирательных участков, и, возможно, уже через сорок пять минут мы узнаем первый результат. Чуть позже в прямом эфире вы увидите интервью с премьер-министром Генри Коллинриджем в его избирательном округе в Варвикшире и с лидером оппозиции — в Южном Уэльсе.
Но сначала мы расскажем о результатах опроса избирателей, проведенного международным исследовательским фондом Харриса во время сегодняшнего голосования. Избирателей опрашивали при выходе из их участнов, которых было задействовано 153 — в разных районах нашей страны. Полученные данные позволяют сделать следующий прогноз.,.
Старейший комментатор Великобритании открыл лежавший перед ним большой пакет так благоговейно, как если бы в стандартном конверте типа А-4 лежало свидетельство о его собственной смерти. Вынув из конверта лист плотной бумаги, он взглянул на него не спеша, но и не слишком медленно, затем снова поднял глаза и посмотрел в камеру. В этот момент почтенный комментатор держал в своей руке, наслаждаясь маленькой, мучительной паузой, все 30 миллионов английских телезрителей. Он имел право на это сладостное мгновение — как он уже объявил, это было его последнее появление на экране перед уходом в отставку после 28 лет работы телевизионным комментатором, в течение которых в Англии состоялись девять парламентских выборов.
— По расчетам, произведенным на основе данных, полученных фондом Харриса в результате проведенного опроса избирателей, главный прогноз говорит… я подчеркиваю, что это — прогноз, а не результаты выборов!
Он еще раз взглянул на листок. Его натренированные глаза профессионала ничего не выражали; в них не было и намека на то, что он там прочел, что чувствовал сам, глядя на выводы фонда. Откуда-то с площади Смит-снвер, нарушив напряженную тишину, донесся хлопок преждевременно открытой бутылни шампанского, но никто не обратил внимания на плеснувшую на стол холодную и шипучую пену…
— …что правительство будет переизбрано с большинством в 34 места.
От рева, в котором смешались триумф и глубокое облегчение, казалось, пошатнулись стены здания. Это была победа, только она имела значение для профессионалов, только победа, а не то, как они играли и с каким именно счетом выиграли. Впереди трезвые размышления о том, достаточен ли полученный перевес для спокойной работы или он обрекает правительство на бесконечную войну с оппозицией. Но это впереди.
Сейчас за радостными воплями уже не слышны были повторные предостережения сэра Аластера, что он сообщил лишь прогноз, а не результаты выборов, хотя эти данные и более точны, чем результаты опросов, проведенных до голосования. На коротное время экран показал молчаливые фигуры партийных лидеров. Коллинридж слабо улыбался, показывая, что от прогноза он отнюдь не в восторге, в то время как широкая ухмылна на лице его оппонента не оставляла у зрителей сомнений, что оппозиция не собирается признать свое поражение. «Поживем — увидим, — говорил лидер оппозиции. — Подождем и тогда посмотрим.» Но оператор не стал этого ждать, а снова переключил камеру на Бурнета, продолжавшего читать остальные новости этой ночи.
— Скоты! Что они наделали?
Престон был в ярости; волосы лезли ему на глаза, но он не замечал их. Взглянув на руины своего первого выпусна, он схватил ручку, блокнот и начал быстро писать: «Правительственное Большинство Резко Урезано!» И потом: «Разрыв Слишком Мал, Чтобы Назвать Победителя», «Коллинридж Еле-Еле Избежал Поражения.»
Скомкав листки, он бросил их в корзину и с отчаянием огляделся вокруг. В его глазах была мольба о помощи: ему не хватало вдохновения.
— Давайте подождем, — посоветовала ему Матти. — До официального объявления первых результатов осталось всего полчаса.
Не дожидаясь объявления первых результатов, в рекламном отделе партии вовсю развернули подготовку к празднованию победы. Со свойственной всем позитивным мыслителям уверенностью в своих действиях персонал компании с ограниченной ответственностью «Меррил Грант энд Джоунс компани, ЛТД» почти на три часа заполнил зал приемов, чтобы с помощью установленных там двух огромных телевизионных экранов воочию наблюдать за тем, как делается история. И не имело значения, что оставалось еще минут семнадцать до того, как будет делаться эта история, — как принято у позитивных мыслителей, они стремились быть впереди новостей, обгонять их. В общем, шампанское лилось рекой, что было весьма кстати, учитывая, что глотки давно уже пересохли от бесконечных биг-маков и пиццы. Что касается предполагаемого уменьшения количества мест у сторонников правящей партии, новость заставила присутствовавших еще больше подналечь на шампанское. Не оставалось сомнений, что эта ночь не пройдет благополучно для двух смоковниц, многие годы украшавших зал, и, возможно, для нескольких молоденьких секретарш. Некоторые из мудрых голов еще старались поглядывать на обочины, но в целом брало верх мнение, что вряд ли стоило сдерживаться,
Как и многие другие авантюристы-эмигранты из Дублина, Роджер О'Нейл прославился своим быстрым умом, склонностью к крайностям и готовностью во все ввязываться. Затруднительные положения, в которых он перебывал, были столь многочисленны и многообразны, и он так остроумно их вышучивал, что никто не мог сказать наверняка, чем он, собственно, занимался до того, как вступил в партию. У некоторых создалось впечатление, что подвизался он на поприще телевидения или общественных отношений. Ходил также слушок, что у него была какая-то проблема с фискальными органами. Во всяком случае, он оказался под рукой, когда освободился пост директора отдела рекламы и пропаганды, которым он начал руководить с огромной энергией, подпитываемой постоянно пополняющимися запасами спиртного.
В молодости он подавал большие надежды в качестве полусреднего в местной команде регбистов, но так и не преуспел, поскольку его яркий индивидуализм никак не вязался с командным характером игры. «Когда он на поле, — жаловался тренер, — я имею дело сразу с двумя командами; с одной — в лице Роджера, и с другой — в составе остальных четырнадцати игроков.»
Сейчас ему было сорок, когда-то неподатливая копна темных волос ощутимо поседела, мышцы ослабли, но О'Нейл тщательно скрывал улики увядания старательно подбираемыми костюмами, которые он носил с такой небрежностью, чтобы можно было видеть этикетки известных дизайнеров. Далеко не всем партийным грандам нравились его экстравагантность и все еще заметные следы ирландского акцента. «Дерьмо на палочке», — сказал как-то один из них, но очень многих пленяли его завидная энергия и шарм.
И секретарша у него была просто чудо. Звали ее Пенелопа. «Привет, я — Пенни», — представлялась она. Пять футов и десять дюймов роста, волнующий подбор платьев, потрясающая фигура. К тому же она была черная. Не просто какая-нибудь темноватая или темная, а глубокого черного оттенка. На гладком, блестящем, будто отполированном лице ярко сверкали глаза, а улыбка словно освещала всю номнату. Она имела университетский диплом по истории иснусств, могла печатать на машинке со скоростью 120 слов в минуту и была исключительно эффектна и практична. Конечно, ее появление с О'Нейлом вызвало пересуды, но абсолютная деловитость не только заставила умолкнуть сомневающихся, которых было достаточно много, но и завоевала уважение не одного Фомы неверующего.