Он упал и пополз в здание церкви. Телеприемник у него в кармане говорил:
— Что за финиш, друзья мои, что за финиш! Рэдер ранен! Он ранен, друзья мои, он ползет, он страдает от боли, но он не сдался! Нет, не таков Джим Рэдер!
Рэдер лежал в приделе, около алтаря. Он слышал, как детский голосок сказал захлебываясь: "Он вошел туда, мистер Томпсон. Скорее, вы еще можете схватить его".
"Разве церковь не является убежищем, святыней?" — подумал Рэдер.
Дверь распахнулась настежь, и он понял, что никаких обычаев больше не существует. Собравшись с силами, Рэдер пополз за алтарь, потом дальше к заднему выходу.
Он оказался на старом кладбище. Он полз среди крестов, среди мраморных и гранитных намогильных плит, среди каменных надгробий и грубых деревянных дощечек. Пуля стукнула в надгробие над его головой. Рэдер добрался до вырытой могилы и сполз в нее.
Он лежал на спине, глядя в небесную синеву. Вдруг черная фигура нависла над ним, заслонив небо. Звякнул металл. Фигура целилась в него.
Рэдер навсегда распрощался с надеждой.
— Стоп, Томпсон! — голос Майка Терри ревел, усиленный передатчиком.
Револьвер дрогнул.
— Сейчас одна секунда шестого! Неделя истекла! Джим Рэдер победил!
Из студии донесся нестройный приветственный крик публики. Банда Томпсона угрюмо окружила могилу.
— Он победил, друзья, он победил! — надрывался Майк Tepри. — Смотрите, смотрите на экраны! Прибыли полицейские, они увозят бандитов Томпсона прочь от их жертвы — жертвы, которую они так и не смогли убить. И все это благодаря вам, добрые самаритяне Америки. Взгляните, друзья мои, бережные руки вынимают Джима Рэдера из могилы, которая была его последним прибежищем. Добрая самаритянка Дженис Моррсу тоже здесь. Как знать, может, это начало романа? Джим, кажется, в обмороке, друзья, они дают ему возбуждающее. Он выиграл двести тысяч долларов! А теперь несколько слов скажет сам Джим Рэдер!
Последовала короткая пауза.
— Странно. — сказал Майк Терри. — Друзья, боюсь, все, что будет в человеческих силах. И все это за наш счет. — Майк Teрри бросил взгляд на студийные часы. — А теперь время кончать, друзья. Следите за объявлениями о нашей новой грандиозной программе ужасов. И не расстраивайтесь. Я уверен, что вскоре мы снова увидим Джима Рэдера среди нас.
Майк Терри улыбнулся и подмигнул зрителям.
— Он просто обязан выздороветь. Ведь мы все ставим на него!
Уильям Тенн
Срок авансом
Через двадцать минут после того, как тюремный космолет приземлился на нью-йоркском космодроме, на борт допустили репортеров. Они бурлящим потоком хлынули в главный коридор, напирая на вооруженных до зубов надзирателей, за которыми им полагалось следовать, — впереди мчались обозреватели и хроникеры, а замыкали лавину телеоператоры, бормоча проклятия по адресу своей портативной, но все-таки тяжелой аппаратуры.
Репортеры, не замедляя бега, огибали космонавтов в черно-красной форме Галактической тюремной службы, которые быстро шагали навстречу, торопясь не упустить ни минуты из положенного им планетарного отпуска — ведь через пять дней космолет уйдет в очередной рейс с новым грузом каторжников.
Репортеры не удостаивали взглядом этих бесцветных субъектов, чье существование исчерпывается монотонными рейсами из конца в конец Галактики. К тому же жизнь и приключения гетеэсовцев описывались уже столько раз, что тема эта давно была выжата досуха. Нет, сенсационный материал ждал, их впереди!
Глубоко в брюхе корабля надзиратели раздвинули створки огромной двери и отскочили в сторону, опасаясь, что их собьют с ног и растопчут. Репортеры буквально повисли на прутьях железной решетки, которая отгораживала огромную камеру. Их жадные взгляды метались по камере, наталкиваясь на холодное равнодушие и лишь редко на любопытство в глазах людей в серых комбинезонах — люди эти лежали и сидели на нарах, которые ряд за рядом, ярус за ярусом безотрадно тянулись по всей длине трюма. И каждый человек в сером сжимал в руках пакет, склеенный из простой оберточной бумаги, а некоторые нежно его поглаживали. Старший надзиратель, выковыривая из зубов остатки завтрака, неторопливо приблизился к решетке с внутренней стороны.
— Здорово, ребята, — сказал он. — Кого это вы высматриваете? Я вам не могу помочь?
Кто-то из менее молодых и наиболее известных хроникеров предостерегающе поднял палец.
— Бросьте эти штучки, Андерсон! Космолет сел с опозданием на полчаса, и нас еще двадцать минут проманежили у трапа. Где они, черт подери?
Андерсон несколько секунд смотрел, как телеоператоры локтями отвоевывают место у самой решетки для себя и своей аппаратуры. Потом он извлек из зуба последний кусочек мяса.
— Стервятники! — бормотал он. — Охотники за мертвечиной! Упыри!
Затем, ловко перехватив дубинку, старший надзиратель стал выбивать частую дробь по прутьям решетки.
— Крэндол! — рявкнул он. — Хенк! Вперед и на середину!
Надзиратели, которые, поигрывая дубинками, мерным шагом расхаживали между многоярусными нарами, подхватили команду:
— Крэндол! Хенк! Вперед и на середину!
Их крики метались по камере, отлетая рикошетом от гигантских сводов.
— Крэндол! Хенк! Вперед и на середину!
Никлас Крэндол сел, поджав ноги, на своих нарах в пятом ярусе и сердито поморщился. Он было задремал и теперь протирал слипающиеся глаза. На тыльной стороне его кисти багровели три параллельных рубца — три прямые борозды, какие может оставить когтистая лапа хищного зверя. Над самыми бровями кожу рассекал темный зигзаг еще одного шрама. А в мочке левого уха чернела круглая дырочка. Кончив протирать глаза, он раздраженно почесал это ухо.
— Торжественная встреча! — проворчал он. — Можно было догадаться заранее! Все та же распроклятая Земля со всеми ее прелестями!
Крэндол перекатился на живот и похлопал по щеке щуплого человечка, который храпел под ним на нарах.
— Отто! — позвал он. — Отто-Блотто, давай шевелись!
Хенк, еще не открыв глаза, сразу подскочил и сел, подобрав под себя ноги. Его правая рука потянулась к шее, покрытой сеткой зигзагообразных рубцов такого же цвета и величины, как шрам на лбу Крэндола. На руке не хватало двух пальцев — указательного и среднего.
— Хенк здесь, сэр! — хрипло сказал он, потряс головой и, открыв глаза, посмотрел на Крэндола. — А, это ты, Ник… Что случилось?
— Мы прибыли, Отто-Блотто. Мы на Земле, и наши свидетельства скоро будут готовы. Еще полчаса, и ты сможешь упиться коньяком, пивом, водкой и поганым виски на всю свою наличность. Тебе уже больше не придется пить тюремную самогонку из консервной банки под нижней койкой, Отто-Блотто.
Хенк крякнул и опрокинулся на спину.
— Через полчаса! Так чего же ты разбудил меня сейчас? Что я тебе — карманник, который сначала украл, потом отсидел и теперь визжит от нетерпения, ах, где его свидетельство? Ник, а мне приснился еще один способ, как покончить с Эльзой, — такой, что закачаешься…
— Лягаши разорались, — ответил Крэндол по-прежнему спокойно. — Слышишь? Им требуемся мы — ты и я.
Хенк снова сел, прислушался и кивнул.
— Почему такие голоса бывают только у галактических лягашей, а?
— Согласно инструкции, — заверил его Крэндол. — Чтобы стать галактическим лягашом, требуется максимальный рост, минимальное образование и максимально противный голос в сочетании со способностью оглушительно орать. А без этого, какой бы ты ни был мерзопакостной сволочью, придется тебе, брат, сидеть на Земле и отводить душу, штрафуя почтенных старушек на допотопных вертолетах за превышение скорости.
Надзиратель, остановившись под ними, сердито стукнул по металлической стойке.
— Крэндол! Хенк! Вы еще каторжники, не забывайте! Даю вам две секунды, или я влезу к вам и обработаю напоследок по старой памяти.
— Есть, сэр! Иду, сэр! — отозвались они хором и начали спускаться по нарам, не выпуская из рук пакетов с одеждой, которую когда-то носили на свободе и теперь вскоре должны были надеть снова.
— Слушай, Отто! — зачастил Крэндол беззвучным тюремным шепотом, наклоняясь к самому, уху Хенка, пока они спускались. — Нас вызывают для интервью с телевизионщиками и газетчиками. Нам будут задавать сотни вопросов. Так смотри, не проговорись про…