Инженер не был удовлетворен установкой автоматической подачи и автоматического патрона.
— Все должно быть автоматизировано, — заявил он, — из-за ручной наладки недопустимо много потерь.
Прежде Энтон выбирал болты из ведра и тщательно вставлял их в патрон. Теперь механизм автоматической подачи подносил болты один за другим к патрону, который тут же сам захватывал их.
Энтон завтракал в углу, прислонившись к стене. Он вздыхал. Его руки ощупью искали бутерброд и роняли то мясо, то хлеб, а кофе расплескивался из кружки. Зубов у него осталось немного, они пожелтели и расшатались. Он не мог сомкнуть челюсти. Устав от бесполезных усилий, Энтон бросил хлеб в кружку и стал сосать размокшую мякоть.
Потом он лег отдохнуть и заснул.
Во сне к Энтону явился инженер и сказал, что у него есть новый механизм автоматической подачи и патрон для рук и рта Энтона. Они были из блестящей стали, со множеством вращавшихся осей и шестеренок, сложным путем взаимодействующих друг с другом. И хотя теперь его бутерброды состояли из болтов, из твердых стальных болтов, новый патрон Энтона был еще крепче. Он без всякого труда захватывал эти бутерброды. Его новые стальные зубы кусали болты, перемалывали их, жевали и затем с силой выплевывали. Болты подавались все быстрее и быстрее, и все крепче и крепче захватывал их патрон в свои отлично пригнанные зубья, играл ими, как игрушками, грыз их, жевал…
Тяжелый приступ кашля разбудил Энтона. На миг у него возникло ощущение, что он должен откашляться стальными болтами, но, хотя грудь его болела так мучительно, будто это ощущение было явью, он сплюнул только обычную мокроту и слизь.
— Мы должны отделаться от шума и вибрации прежде, чем установим устройство для автоматической регулировки, — сказал инженер. — Посмотрите, например, на эту деталь, видите? Она движется неправильно. Бьет и царапает. Это не годится.
Энтон стоял тут же, а инженер и его помощник принялись за дело. Когда все было кончено, станок превратился в механизм обтекаемой формы, работа которого сопровождалась лишь тихим мурлыканьем. Его многочисленные движущиеся детали чуть слышно шелестели, и в тот момент, когда режущий край соприкасался с болтом, раздавалось только легкое фырканье.
— Теперь вы не слышите, как он кашляет, плюется и скрипит, правда? — сказал инженер директору. — И пол не вибрирует. Да, я начинаю гордиться этой машиной, и сейчас, по-моему, можно установить здесь регулируемый эксцентрик, чтобы вся операция производилась автоматически. Каждая машина должна быть полностью автоматизирована. Машина, которая нуждается в рабочем, неполноценна, — торжественно заявил он.
За короткое время были установлены эксцентрики, и теперь каретка с режущим инструментом стала ходить взад и вперед, и сверло каждый раз соприкасалось с болтом под нужным углом и при заданной скорости вращения.
Теперь в задачу Энтона входила лишь остановка машины в случае задержки. Но скоро исчезла надобность и в этом. Задержек больше не происходило. К разным точкам станка были подключены электронные лампы, управляющие механизмами, которые выбрасывали неисправные болты, пока те еще не успели попасть в подающее устройство или после операции.
Энтон стоял около станка и смотрел. Это было все, что от него требовалось, потому что машина производила теперь все операции, из которых прежде состояла его работа. Станок поглощал незаконченные болты и выбрасывал их с точно просверленными отверстиями. Усталые глаза Энтона едва могли уследить за отдельными болтами в потоке, направлявшемся к сверлу. Время от времени какой-нибудь болт безжалостно выталкивался из потока и печально падал в ведро. Брак! Энтон с трудом нагибался и вытаскивал болт из ведра.
"Этот еще можно было бы использовать", — думал он.
"Крр-клик, крр-клик", — шипел подающий механизм, а ось со сверлом пела "ззз-снт, ззз-снт, ззз-снт", и лента, по которой болты шли от стрекочущего станка, стоявшего позади, мягко шелестела по каткам с шуршанием, похожим на ветерок, шумящий в парусах. Пока Энтон рассматривал один забракованный болт, машина успела изготовить десять хороших.
Вечером в цеху появились какие-то важные личности. Они окружили станок, рассматривали его и восхищались.
— Просто красота! — восклицали они. Затем совещание приняло более официальный характер. Кое-кто коротко высказался. Потом одна из этих личностей вынула из кожаной коробочки золотой полумесяц, заявив:
— Промышленная компания «Полумесяц» с гордостью и радостью награждает этот станок золотым полумесяцем.
Сбоку на станке было приготовлено место для того, чтобы укрепить там этот знак отличия.
Теперь попросили выступить инженера.
— Джентльмены, — горячо начал он, — я слышал, что прежде компания «Полумесяц» награждала золотым значком только рабочих, отдавших фирме пятьдесят лет жизни. Наградив золотым полумесяцем машину, ваш президент, быть может, невольно признал, что начинается новая эра…
Пока инженер развивал эту мысль, директор наклонился к своему помощнику и прошептал:
— Слышали вы когда-нибудь рассказ о том, почему море соленое?
— Почему море соленое? — так же шепотом ответил его помощник. — Что вы имеете в виду?
Директор продолжал:
— Когда я был мальчишкой, я много раз слышал историю о том, почему море соленое, но никогда не придавал ей значения и понял это лишь сейчас. Вы помните эту историю? Прежде вода в море была пресная, соли было мало и стоила она дорого. Один мельник получил от какого-то волшебника чудесную машину, которая целый день поставляла ему соль. Сначала мельник подумал, что он самый счастливый человек на свете, но скоро все окрестные деревни запаслись солью на целые столетия, а машина все продолжала ее молоть, тельнику пришлось уехать из своего дома и увезти имущество. Наконец, он решил бросить машину в море и таким образом отделаться от нее. Но машина молола так быстро, что лодка и мельник вместе с машиной утонули, и там, на дне морском, она все продолжает молоть; вот почему море соленое.
— Не понимаю, к чему вы клоните, — сказал помощник.
Энтон устроился в темном углу, на полу и, пока произносились речи, сидел, прислонившись спиной к стене. Когда гости ушли, уже начало темнеть, но Энтон все еще оставался на месте: ему казалось, что он никогда так хорошо не отдыхал, как здесь, на каменном полу, у стены. Наконец, с огромным трудом он поднял свое непослушное тело, прихрамывая, подошел к станку и вытащил брезентовый чехол.
Энтон не очень следил за происходившей возле станка церемонией, поэтому он удивился, заметив золотой полумесяц на своей машине. Ему пришлось напрячь слабые глаза, чтобы разглядеть значок в полумраке сумерок. Он ощупал его и почувствовал, что на глаза у него навернулись слезы, но не понял, в чем же дело.
Разгадать эту тайну было ему не по силам. Его усталое, дрожащее тело опустилось на манящий пол. Он вытянулся, вздохнул, и этот вздох его был последним.
Когда тьма наконец сгустилась, машина начала потихоньку гудеть. "Ззз-снт, ззз-снт" — просвистела она четыре раза, отрывая одну за другой свои ноги от пола.
Теперь она выпрямилась и встала возле тела Энтона. Потом, нагнувшись, покрыла Энтона брезентовым чехлом. Затем она величаво, на крепких ногах, вышла из цеха. Ее электронные глаза ясно видели в темноте, а железные члены мгновенно реагировали на все вокруг. Она двигалась совсем бесшумно; все ее органы работали без малейшей вибрации. Сторожу, который проворчал свое обычное приветствие, не взглянув на нее, она не ответила ни слова и быстро прошла мимо по ночным улицам, где гулял ветер, к дому Энтона.
Жена Энтона дремала в комнате, куда свет дуговых фонарей проникал сквозь окно с цветными стеклами. И ей показалось, что совершилось чудо: ее Энтон вернулся к ней без кашля, без кряхтения, без дрожи; ее Энтон вернулся к ней со всей гордостью и безумством юности, и дыханье его было как ветер, шумящий в вершинах деревьев, а мускулы рук — как сталь.