А-325 молчал. Подсознательное предчувствие готово было во все горло кричать, что он по результатам такой машины окажется полностью нестабильным.
- А, если я провалю, вы… Сдадите меня?
- Я должен буду отчитаться о результатах. Но почему вы так уверены, что не пройдёте тест?
Молчание.
- Успокойтесь. В любом случае нам придётся туда зайти и включить машину. У них есть здесь свои глаза и уши.
А-325 вздохнул, невесело покосившись в сторону стопки одежды.
***
Как и говорил доктор, на голову ему одели шлем со множеством светящихся датчиков. Датчики практически никак не ощущались, но тем не менее, он уже сильно разволновался, хоть и не показывал этого.
Машина явно покажет плохой результат. Не может быть хорошего результата у человека, у которого так бухает сердце, и взгляд суматошно соскакивает с одной вещи на другую. Даже дыхание было сбивчивым, неразмеренным. А-325 сжал руки “в замок” и положил их на стол, но все равно нервность стала видна через пару минут, когда он начал потирать руки и перебирать пальцами воздух.
- Готов? - Спросил Доктор.
А-325 покачал головой.
Доктор ещё немного подождал в тишине, потом ещё раз спросил то же самое. А-325 молчал, потом тихо спросил:
- Что будет со мной в случае отрицательного результата?
- Вам не стоит сейчас об этом думать. Вы должны сдать его хорошо. Другой вариант просто не рассматривается… Ну что, начинаем?
А-325 кивнул.
Как и говорил доктор, тест состоял из потока зрительных и слуховых образов. Они шли вперемешку. Точнее, не шли, а летели один за другим с такой скоростью, что нельзя было успеть полностью осознать картину. Вначале это были только безобидные образы. Картинки пляжей и городов, улыбающийся людей, собачий лай, пение птиц, отрывки из классической музыки. Это заставляло расслабиться и войти в то ощущение, в котором обычно человек пребывает, смотря кино. Потом эти безобидные образы стали разбавлять картины странные и напрягающие. Тёмные силуэты, фигуры в ночи, горящие глаза, струйки дыма, детский плач, машинное потрескивание, звук горящих поленьев. Потом напрягающие образы сменились откровенно пугающими. Быстро мелькающие картины горящих разрушенных зданий, мёртвых тел, вопящих детей, полузаброшенных больниц, шприцов и ножей в сопровождении криков, грохота и рыданий. Все это проносилось на ещё большей скорости и сменялось безобидными изображениями милых котиков или играющих детей.
А-325 чувствовал подступившую тошноту. Все страшные образы, среди которых он различил и горящих заживо людей и их обугленные останки, оседали в его сознании. Звуки резали уши и эхом разносились по голове. Когда опасный образ сменялся мирной картинкой, ощущение тошноты усиливалось. Это было просто кощунственно после столь разрушительных картин показывать что-то милое и заставлять улыбаться.
Он закрыл рот рукой, чтобы не испачкать доктору стол, если тошнота станет совсем нестерпимой.
Наконец, испытание завершилось. Словно в каком-то трансе А-325 наблюдал, как доктор снимает с его головы шлем, интересуется, все ли в порядке.
Вместо ответа А-325 вскакивает и бежит в коридор, чтобы вытошнить свой несчастный завтрак.
========== Глава 13. Поразительно неприемлемы ==========
Нет ничего удивительного в том, что, когда машина выдала результат, он оказался неприемлемым. Счётчик эмоциональной реакции скакал от 78% до 97%, а в некоторых местах доходил до 100%, тогда как у “здорового” человека он не должен превышать 50%.
Но больше всего поразило доктора не это, а то, насколько стремительно А-325 вылетел из кабинета, зажав рот рукой. Сколько исследований он не проводил за свою жизнь, а настолько отчетливую реакцию видел впервые.
Он сидел, молча рассматривая результат. Отправить это в полицейской управление означало подписать для А-325 приговор.
Вздохнув, он открыл через программу старые результаты других тестирований: они все не превышали норму. Сохранив результат своего подопечного и несколько старых на свою флешку, он удалил из истории программы последнюю экспертизу. Аккуратно собрал свои вещи, ничем не выдавая испытываемого замешательства, и покинул комнату.
А-325 все ещё не вернулся на свое обычное рабочее место. Вероятно, следовало найти его и оказать первую помощь.
А может начать приём? Краем глаза доктор видел собравшуюся очередь пациентов, которые ждали, когда он откроет дверь. Дж-629 вздохнул. Он не любил, когда привычный распорядок его работы шёл не по плану. Но ещё больше ему не нравилось испытывать угрызения совести из-за того, что он бросил кого-то, кому нужна помощь.
***
Он нашёл А-325 в дальнем конце коридора. Тот имел бледный и отсутствующий вид. Доктор машинальным жестом дотронулся до его лба, проверить, нет ли жара. А-325 отдернулся, словно человек полностью пребывающий в своих мыслях и внезапно выдернутый из них.
- Всё хорошо, это я. - Сказал доктор. - Как вы себя чувствуете?
А-325 потёр замерзающие руки:
- Плохо…
- Сознаться, я первый раз вижу такую реакцию на это тестирование…
А-325 закрыл лицо руками.
- Это ужасно… - Пробормотал он.
- Знаете, я отпущу вас сегодня домой. - Доктор успокаивающе положил руку ему на плечо. А-325 молчал. Доктор добавил тише. - Насчет результатов не беспокойтесь.
- Но они поразительно неприемлемы, да? - Он то ли плакал, то ли смеялся.
- Да, они поразительно неприемлемы. - Подтвердил Дж-629. - Но вы должны помнить то, что я сказал тогда вам. Не в моих интересах делать реверанс в сторону властей.
А-325 кивнул, но ничего не сказал. Молча вытер лицо и подождал, пока его эмоциональное состояние не перестанет быть настолько заметным.
========== Глава 14. Письмо ==========
Весь оставшийся день он провел в доме, пытаясь отвлечь себя от насильно втиснутых в голову образов жестокости и собственных невеселых мыслей.
Под вечер А-325 вышел пройтись по улице в основном, чтобы купить себе что-нибудь перекусить и побродить по расположенному недалеко от его дома скверу.
Когда он вернулся под дверью валялся какой-то конверт.
- А?
Письмо?
А-325 поднял странную находку и первое время стоял перед дверью, рассматривая её.
Но кто мог оставить ему письмо? У него друзей, нет родственников. Доктору это незачем. Кто?
А-325 зашёл в дом. Плотно закрыл дверь, испытав внезапный приступ страха при мысли, что за ним могли наблюдать.
Если за ним наблюдали… Спину прошибло холодным потом.
Если за ним наблюдали, значит им уже известно, как он эпохально провалил испытание. А раз им известно… А-325 схватился за голову, ничего не видя перед собой и стоял в таком состоянии, пока шорох сминаемой бумаги не вернул его в реальность.
Письмо, верно. Он нервно вцепился в него, из-за чего бумага помялась.
Бросив как попало сумку, с которой шёл по улице, А-325 устроился за столом. Включил лампу, вместо люстры, будто полутемная атмосфера комнаты могла защитить от страшных глаз невидимых наблюдателей. И углубился в чтение.
Письмо было написано, видимо, дрожащей рукой. Буквы прыгали и подрагивали. Местами чернила обильно замазывали ошибочно написанные слова. Это выглядело странно, потому что все здоровые и правильные люди обычно писали почерками каллиграфически ровными. Правда, А-325 догадывался, что, если сам возьмёт сейчас ручку, то ровного каллиграфического письма у него уже не получится. Но куда интереснее внешнего вида было содержание.
“Дорогой, брат! Я не надеюсь, что ты меня помнишь. Когда-то в детстве мы были очень близки, но нас разлучили. Много лет я отчаянно искала тебя, и не верила уже, что найду…
Я не знаю, какими словами говорить с тобой. Ты ведь помнишь меня, правда? Вспомни те годы, которые мы провели вместе. Тогда ты был совсем маленьким, а я была ещё младше. Вспомни нашу маму.