— Мы ведь шутим с силой тяжести изо дня в день. Когда вы нажимаете кнопку верхнего этажа в лифте, ваше давление на пол (но не вес) возрастает; кажущееся тяготение между вами и полом лифта становится больше, чем прежде… а сила тяжести и есть не что иное, как инерция и ускорение. Но мы говорили о перемещении. Положение любого предмета в рассматриваемой Вселенной следует соотнести с какими-то координатами. Допустим, мы изменили угол наклона или направление координатных осей — вот вы отправились куда-то, хотя даже не шевельнулись, да и ничто другое не сдвинулось с места.
Я смотрел на него, сжимая виски ладонями.
— Не могу поклясться, что понял вас, — проговорил я медленно. — Повторяю, это все равно что тащить самого себя за волосы.
Безыскусность сравнения не привела его в ужас. Он ткнул в меня пальцем.
— Вы видели, как пляшет щепка по ряби пруда? То вы думаете, что движется щепка, то думаете, что движется вода. Между тем и то, и другое неподвижно; движется лишь абстракция, именуемая волной. Вы видели чертежи-иллюзии — например, вот этот набор кубиков? Внушите себе, будто вы смотрите на верхние грани: вам покажется, что кубики внизу, а вы наверху. Но передумайте, вообразите, будто вы стоите внизу и смотрите вверх. Внимание — вы видите нижние грани; вы стоите ниже, чем кубики. Вы «отправились куда-то», но ведь ничто не перемещалось. Изменились лишь координаты.
— Что, по-вашему, скорее сведет меня с ума — если вы покажете мне, в чем дело, или если будете продолжать в том же духе, не показывая?
— Постараюсь показать. Бывают, знаете ли, умы определенного склада, неспособные усвоить идею относительности. Математика тут ни при чем; просто уму определенного склада не дано усвоить, что мысль наблюдателя наделяет окружающую среду какими-то свойствами, не имеющими абсолютного значения. Например, когда вы гуляете вечером в саду, луна плывет от верхушки одного дерева — к верхушке другого. Может ли ваш мозг все перевернуть: заставить луну стоять неподвижно, а деревья — двигаться? Умеете вы это? Если да, то можете «отправиться куда-то», в другое измерение.
Волишенский встал и подошел к окну. Его кабинет служил подходящей декорацией для столь модернистского спора, как наш: он был расположен в новом ультрасовременном здании на территории университета, полированная мебель сверкала, стены сияли чистотой, книги чинными рядами выстроились за прозрачным стеклом, на письменном столе царил образцовый порядок; кабинет был так же современен и чудесен, как мозг его хозяина.
— Когда вы хотели бы отправиться? — спросил Волишенский.
— Сейчас же!
— В таком случае остается разъяснить вам еще два пункта. Четвертое измерение присутствует здесь ничуть не менее, чем где-нибудь еще. Прямо здесь, вокруг нас с вами, предметы существуют и движутся в четвертом измерении, но мы их не видим и не ощущаем, потому что скованы привычными тремя измерениями. Во-вторых, если вслед за Эйнштейном обозначить четыре координатные оси х, у, г и t, то мы существуем в системе х, у, г и свободно в ней передвигаемся, но не можем двигаться по оси t. Почему? Да потому что t — временное измерение, а это трудное измерение для биологических структур: ведь само их существование зависит от необратимых химических реакций. А вот биохимические реакции могут происходить на любой из этих осей и, в частности, на оси t. Поэтому давайте повернем систему координат так, чтобы химическая необратимость перешла с оси t на ось г. Поскольку наше органическое существование (или, по крайней мере, восприятие) возможно лишь в трех измерениях сразу, нашей новой осью времени станет г. Мы перестанем ощущать г и не сможем передвигаться по этой оси. Наша деятельность, наше восприятие пойдут по осям х, у, t. Если верить романистам, для перехода на ось t обязательно нужна какая-то аппаратура, создающая силовое поле. Ничего подобного. Для перехода на ось t нужно сделать то же самое, что вы делаете, когда останавливаете луну и движете деревья… или когда переворачиваете кубики. Все дело в относительности. Я давно уже не пытался понять или удивиться.
— Покажите! — вот все, что я мог из себя выдавить.
— Успех опыта по замене координаты г координатой t определяется тем, что мне посчастливилось найти благоприятное местоположение. Точно так же, если вы хотите, чтобы луна скакала по верхушкам деревьев, топография местности должна этому благоприятствовать, иначе ничего не выйдет. Стена этого здания и тропинка между двумя шеренгами тополей образуют как бы угол между плоскостями в измерениях г и t. Вам кажется, будто аллейка уходит вниз, не так ли? А теперь идите отсюда к концу аллеи, но воображайте, что поднимаетесь в гору. Вот и все. Представьте, что здание не позади и вверху, а позади и внизу. Точно так же, гуляя при лунном свете, вы убеждаете себя, будто луна неподвижна и мимо вас проплывают деревья. Можете вы это сделать? Ну, давайте.
Он говорил уверенным тоном, словно заранее знал, что случится. Отчасти из легковерия, отчасти из любопытства я медленно вышел на улицу. Волишенский уселся за стол с карандашом и блокнотом в руках и забыл обо мне прежде, чем я успел повернуться к нему спиной. Я с любопытством оглядел знакомую стену здания и еще более знакомую аллею, обсаженную тополями, ожидая увидеть непривычный пейзаж, неведомую картину другого мира. Но передо мной были все те же старые кирпичи и деревья, знакомые мне издавна; правда, мое воспаленное, изумленное воображение внезапно наделило их необычностью. Они мне давно примелькались, но доводы Волишенского поразили меня настолько, что я уже мнил себя в другой Вселенной. По теории относительности предметы во Вселенной х, у, г должны выглядеть иначе, если обозревать их из Вселенной х, у, t.
Как ни странно, хоть я спускался, мне не составило особого труда вообразить, будто я поднимаюсь в гору. Я внушил себе, что здание находится позади меня в низине, и, действительно, мне казалось — так оно и есть. Я зашагал по обсаженной тополями аллее, знакомой до мельчайших деталей, но через несколько минут до меня дошло, что аллея чересчур длинна. Прямо скажем, гораздо длиннее, чем мне помнилось. Когда я заметил, что аллея уходит вдаль, меня пронизало странное ощущение, словно Алису в стране чудес. Тогда я оглянулся назад.
И ахнул, потрясенный. Здание действительно оказалось за мной, в низине. Я смотрел на него с вершины холма, сверху вниз. Едва я оправился от изумления, как допустил, что там внизу действительно стоит здание; но какое? Уж во всяком случае, не новый Мортон-Холл. Длинное трехэтажное кирпичное строение напоминало Мортон-Холл, но не было им. А за строением виднелись деревья и другие дома, но это не был знакомый мне университетский городок.
Я замер, охваченный слепым страхом. Что мне теперь делать? Нахожусь я неизвестно где. Как сюда попал — понятия не имею. Что предпринять? Куда податься? Каким образом я вернусь? Странно, что я не позаботился о возвращении. Я сделал вывод, что нахожусь на оси t. Непростительная глупость с моей стороны — не выяснить, как надо возвращаться.
Я быстро зашагал вниз по холму, к зданию. Если я и питал слабые надежды на то, что это Мортон-Холл, то через секунду они развеялись. Здание было совершенно чужое, старинное и старомодное. Я видел его впервые в жизни. И все же оно казалось как нельзя более заурядным и естественным — явно аудиторный корпус университета.
Некоторое время — не могу сказать, час или день — я отчаянно метался от дома к дому, вот-вот решался войти, но в последний миг, полный сомнений, отступал, покрываясь холодным потом. Мне казалось, что прошел год, но, возможно, это были считанные минуты. Потом я заметил людей, большей частью молодых, юношей и девушек. Студенты, разумеется. Очевидно, я попал в университетский городок. Совершенно обычная, нормальная молодежь. Если я действительно находился в x-измерении, то оно бесспорно весьма напоминало z-измерение. В конце концов я решился. Дальше терпеть было невмоготу. Выбрал одиноко идущего, на вид тихого юношу и остановил его.
— Где я?
Он уставился на меня в изумлении. Я ждал ответа, а прохожий все глазел на меня и не проронил ни словечка.
Я уж было заподозрил, что он не понимает английской речи.
— Вы говорите по-английски? — безнадежно спросил я.