И его усыпили, как самую настоящую собаку.
О чем они говорили со Скуало, когда Супербиа загораживал её собой и кричал так, что дрожали стекла, а потом понижал голос до шёпота, чтобы ни одна стена не услышала?
Почему её, Скалл, стоило защищать? И перед кем, на самом деле? Перед Занзасом или его неуправляемой маской, волатильным альтер-эго?
Уж тебе-то опасаться нечего.
Почему?
Потому что она приняла их, и её приняли; потому что и Скуало, и Бельфегор, и Леви, и даже Луссурия сидели в её жилах прочно и живо — так, как она не ощущала Аркобалено; а Пламя Вайпер стало родным и незаменимым.
Гармония — те же человеческие отношения, со всеми их плюсами и недостатками. Мафия отрицает любовь и дружбу, ссылаясь на узы Семьи, но ведь это и не Семья без чувств, а всего лишь организация с надуманной системой ценностей. Небо не может быть всеобъемлющим и всепрощающим — это уже не человек, а святой. И вести за собой способен какой угодно Атрибут, от Урагана до Солнца.
Скуало скрупулёзно подобрал Хранителей, пока Занзас, которого он посадил на трон, мёрз во льду. Небо освободили и спасли, а оно не подошло. Не прижилось. Самая стереотипно ключевая фигура оказалась лишней. И Вария терпела, ведь Занзас из гордости, судя по всему, не старался прижиться. Терпела и ждала. И почему-то, когда на сцене появилась Скалл, фарс рухнул.
— Почему? — спросила она могилу Занзаса.
Ради чего мужчины способны идти на подвиги и предательство, менять мир, совершать невозможное?
Ради чего Скуало Супербиа, тулузский князь по крови, хозяин замка Лере, пошёл против главного принципа феодализма?
А Занзаса? Занзаса ты любила?
Почему Ланселот рискнул ради Гвиневры?
10. Улыбка Ален Делона
Когда у неё завибрировал телефон, показывая давно знакомый незнакомый номер, Скалл сначала не хотела брать трубку. Дело было утром, ближе к полудню. Она, сидя на светлой кухне Варии, намазывала малиновый джем на промасленный тост, пока машинка перемалывала кофе.
Телефон, отзвонив, погас.
Скалл вспенила себе молоко, пока другая машинка сварила ей «эликсир доброго утра».
Телефон зазвонил ещё раз, требовательно и с нажимом.
Прожевав кусок тоста, она всё же ответила на звонок, потому что уж кто-кто, а он мог бы заехать и с личным визитом. Мадонна упаси игнорировать его персону. Дважды — афронт, требующий соответствующих репараций/контрибуций/душещипательных извинений. Трижды — можно начать копать себе могилу.
— Здравствуй, Реборн, — умудрилась ровным голосом, безо всяких вздохов, поздороваться Облако. Иметь дело со своей несостоявшейся любовью не хотелось, это было напоминанием дурного вкуса их первой молодости.
— Чао.
— Как поживаешь?
Он проигнорировал переход к любезностям и начал с дела.
— Когда ты собираешься уехать от Варии?
Скалл медленно моргнула.
— Что, прости?
— Прощаю, — его привычная ухмылка слышалась даже по телефону. — Ну так когда?
Скалл задумчиво хмыкнула и ничего не ответила. Реборн принял это за «затрудняюсь сказать» и продолжил:
— Если ты переживаешь по поводу Каркассы…
Конечно, переживаю, кретин! Я их создала своими собственными руками!
— … то есть неплохой вариант для тебя.
Скалл отпила кофе.
— Интересно.
— Сделка будет зависеть от твоего приданного, конечно.
— Большие деньги по проводам не летают, — она побарабанила пальцами по столу. — Кому ты хочешь меня сосватать? Каваллоне? Лонгчемпу?
— Саваде Цунаёши.
Она вспомнила очевидную женственность Десятого Босса, его робкие манеры, итальянский с ошибками и хрупкое тело. Как он смотрел на Занзаса округленным взглядом, часто и мелко сглатывая, как ходил за Реборном по пятам, словно гадкий утёнок за лебедем, мечтая, завидуя, надеясь, съедая себя изнутри быстрее всяких пилюль. Миниатюрный наследник «из грязи в князи», который в любом мире не дожил бы до тридцати.
Агрессивного Занзаса она выбрала, потому что он дал бы ей детей — и Вария и Каркасса нуждались в легитимных наследниках. Но маленький миленький очевидно гомосексуальный Цунаёши не был на это способен.
— Ты глубоко оскорбляешь меня, Реборн, — холодно ответила Скалл. — Если тебе так нужна власть, сам её и трахай. — И бросила трубку.
Величайший наёмный убийца не привык слышать отказов и критики в свою сторону, особенно от неё. Скалл довольно улыбнулась в свой кофе. Френдзона? Да. И новые перспективы их довольно милого общения.
11. Вдовьи шипы
Пуля прошла насквозь, замарав новое платье, подаренное Луссурией: «нечто лёгкое и межсезонное, подчеркнём твою хрупкость, голубушка. В слабости кроется сила».
Скалл осела на траву, схватившись за дыру в своём животе.
Боль, горячая и жгучая. Знакомая, резкая.
Стреляли из сада. Кто? Кто посмел?
Для чего? Убить потенциального ребёнка в материнской утробе? Скалл пила контрацептивы, зародыша не было. Вария это знала, остальные — нет.
Второй выстрел — и падение. Пелена перед глазами.
Колокол в часовне бьет без четверти чего-то.
Дыхание, пульс, что с сердцем?
Господи, как она ненавидела пули в голову.
Трава под затылком мягкая-мягкая. От её крови? Или просто?
Взбесившееся под кожей Пламя вытолкнуло вторую пулю.
Скалл полежала ещё немного. Чтобы нападавший решил, что наверняка.
Женский крик.
Вайпер?
Нет.
Выстрел. Глухое падение тела.
В кустах мелькнула фигура. Должно быть, Мефистофель. Да, и правда он. Мужчина глубоко в годах с хромотой на левую ногу и окровавленной лопатой. Кровь свежая.
Значит, в Скалл стреляла женщина.
Аркобалено осторожно приподнялась на локтях. Перед глазами плыло, тошнило. Окровавленная дыра на светлом платье, а под ней — новый шрам. Но и следа потом не останется как обычно.