На другой день то же, а там сесть бы за самый крупный стол и метнуть тысяч на пять, да — удара три!.. На другой день то же. В месяц можно было бы собрать тысяч сорок, пятьдесят!..
И затем он начинал распределять эти деньги и, совершенно обновленный этими мечтами, засыпал, твердо веря в победу следующего дня.
И, наконец, Виталин проиграл все. Когда он вернулся домой, Наталья Александровна спросила его:
— У тебя есть деньги?
— Нет.
— У меня тоже нет, — сказала она. — Нет даже на завтра!
Он даже пошатнулся.
— Как, ничего?
— Ничего! Ведь ты же взял у меня чековую книжку. Остались вещи.
И она опустилась в постель и молча отвернулась к стене.
Виталин горько усмехнулся. Что же? У них есть вещи, он может работать, отыграться… И впечатление ужаса у него прошло так же быстро, как наступило.
Утром он снес все свои золотые вещи и радостно удивился, когда получил за них триста рублей.
«Двести домой, сто — на игру», решил он и, веселый, вернулся к жене.
— Вот тебе деньги. Не беспокойся, проживем, — сказал он ободряюще и прибавил: — я схожу к Пухлову!
— Вечером Чирковы звали.
— Поедем к ним! — согласился Виталин. Пухлов встретил его радостным возгласом.
— Что, совсем продулись? Хотите копию?
— Я пришел говорить о картине…
— Ха-ха-ха! — засмеялся Пухлов, — о картине! Да вы ее, душечка, в век не напишете. У вас теперь силы нет. Копию — можете. Хотите копию?
Виталин рассердился.
— Приходите на следующей неделе и увидите уже весь подмалевок.
Пухлов пожал плечами.
— Что же, прийти могу. Прийти нетрудно… Виталин вышел от него.
Было три часа. Он повернул направо и машинально пошел на Фонтанку.
Верстовский метал ответ.
— Хотите треть? — закричал он Виталину.
— А сколько?
— Рублей семьдесят, — ответил Верстовский. Виталин кивнул.
— Ну, ну, ну! — весело стал приговаривать Верстовский, раздавая карты, и, открыв, сразу покраснел, как клюква, и злобно швырнул карты.
— Жир!
Ни одного козыря! Виталин отсчитал семьдесят рублей и бросил их Верстовскому. У него осталось всего двадцать шесть рублей.
Он перешел к другим столам, сделал пятьдесят рублей, потом проиграл тридцать, опять выиграл, проиграл снова и, наконец, поставил последние два рубля.
Их убили, и он пошел домой.
— Ну, что у Пухлова? — спросила Наталья Александровна.
— Говорит, что я не сделаю картины. А я вот — нарочно!
Он вдруг вспыхнул жаждой работы и, пройдя в мастерскую, взял картон, уголь и стал набрасывать план своей картины. Она вставала перед ним, ясная до мелочей, и уголь быстро ходил по картону…
В передней раздался звонок.
В мастерскую ввалился Хлопов.
— Ба! За непривычным делом! — воскликнул он, крепко встряхивая Виталину руку, и потом, вглядевшись в набросок, сказал:
— Хорошо, брат, ей Богу — хорошо! Осиль только полотно таким сюжетом, и — что твои «Запорожцы!» Ей Богу! Рожи-то какие! Сразу видишь, кто проиграл, кто выиграл. Как назовешь?
— Раздача! — ответил Виталин. И глаза его загорелись, лицо оживилось. — Видишь, он проигрывает, — и Виталин указал на банкомета, — но проигрывает не ровно, а куш или два. Потому и партнеры иные проигрываются тоже. Целая гамма ощущений!
— Да! Осиль картину и, можно сказать, ходил по этим вертепам недаром!..
Виталин сильно кивнул.
— Если бы удалась картина! — вздохнул он.
— Работать надо, — твердо сказал Хлопов. — А все, брат, иные пути для добывания денег, — только мерзость!..
Виталин покраснел. В этот момент перед ним вдруг, как живая, обрисовалась рожа его первого карточного знакомца, маклера, и он быстро, несколькими штрихами, зарисовал его на углу картона.
— Фу, противная харя! — засмеялся Хлопов. — Неужели с натуры?
Виталин почувствовал необыкновенное волнение. Нарисованная рожа, казалось, сделала ему гримасу и подмигнула.
У Чирковых играли. Марья Павловна созвала гостей, и за большим столом начался настоящий азарт. Наталья Александровна переродилась, и вся горела в игре. Ей шло неизменное счастье. Виталин глядел на нее с завистью и иногда произносил вслух:
— Вот мне бы так, да — в клубе!
Когда они возвращались домой, Наталья Александровна сказала: