- Аааа! - все сильней и сильней, от низкой ноты к высокой. Как животное, как раненный зубр, как зимняя лихоманка-пурга. Дрожащими руками Филя поднял краба и принялся на него дуть. Он укрыл его в ладонях, лепетал слова утешения - бессмысленно, сипло.
- Мы поедем домой, Настенька, скоро поедем. Там хорошо, там тепло. Вот увидишь! Слышишь меня, Настенька? Очень скоро. Купим билеты. Два билета - тебе и мне. Тебе же нравятся поезда? Колеса большие, чух-чух, чух-чух. И ветерок. Дуй, дуй, ветерок! Славно!
Краб покоился на его ладони. Последний раз вздрогнула ножка, и он затих. Больше не трепетал. В панцире застрял кусочек стекла.
Витя стоял, шатаясь, и безучастно смотрел на согбенную Филину фигуру. Потом он молча развернулся и пошел вперед. Шаг, другой, и вот он уже у средней двери, открывает. Комнату озарила вспышка света, Витя прянул назад, но его охватило пламя, завертело, заломило, как тряпичную куклу, на бок и поволокло внутрь. «Мыслете» взошла в зенит и ослепительно сияла.
- Помоги! - вскрикнул Витя.
Филя оглянулся, дернулся к нему, но поздно. От рева пламени заложило уши. Филю отбросило к стене, и на секунду он потерял сознание. Когда очнулся, комната была пуста. Витя исчез. Филя вскочил на ноги и побежал к двери. Тут она сама отворилась, и нечто большое и блестящее выпало из нее, проломив шаткий пол. Это была золотая статуя в человеческий рост - красивая, гладкая и в то же время страшная.
- Витя! - простонал Филя. - Что ты наделал?
Витя смотрел на него золотыми глазами, полными недоумения и скрытой муки. На лбу собрались морщины, золотой вихор дерзко топорщится по привычке. Не осталось плоти, все пожрал метал. Великое сокровище, литой ужас, памятник тому, кто когда-то смело и весело учил лягушку ловить стрелы, кто сидел за рулем, кто приютил на свой страх и риск картографа. Вити больше нет. Настеньки нет. Но двери - двери никуда не исчезли. Домик просел, в потолке уже зияла дыра, стена сбоку обвалилась, из пролома торчали сломанные доски и пакля.
Филя встал. Он разжал руку и посмотрел на мертвого крабика. Погладил каждую ножку, вынул кусочек стекла из спины.
- Теперь пора! - тихо сказал, подошел к третьей двери, над которой ярко вспыхнула буква «Добро» и надпись «Верная смерть», набрал полную грудь воздуха и врезался плечом в деревянную гладь.
Коллекционер
На вокзале форменное столпотворение, буйство жизни, людской водоворот. Носильщики толкают перед собой тележки с чемоданами, суетливые, как муравьи, пассажиры ищут нужный вагон. Вот сквозь толпу пробирается дама в пышном платье, ей неуютно, она морщит нос. В руке зонт с костяной ручкой и поводок, на поводке собака породы ши-тцу, усталая, вялая, еле плетется. Дама тащит собаку и что-то бормочет. Следом спешит господин в сером костюме и котелке, он толкает даму, извиняется и роняет газету. Ветер заламывает листы, и на мгновение становится виден заголовок «Всемирно известный коллекционер возвращается в Бург». Чумазый мальчишка с мороженым в руке воробьем летит вперед, газета падает под поезд и уже не видна.
Под расписанием скопилась стайка журналистов. Один стоит с блокнотом и карандашом, кончик которого в задумчивости мусолит. Другой приготовился фотографировать, снял крышечку с объектива и нежно прижимает аппарат к груди, как домашнего любимца.
- Вы уверены, что он приедет? - нервничает кто-то.
- Сколько можно спрашивать? - возмущается фотограф. - Сказано - приедет. Жди.
- Уже полвторого. Мне обедать пора.
- Так уходи, никто не держит!
Возмутитель спокойствия утихает и делает вид, что занялся сумкой. В ней надо найти ручку и листок с записью. Копается, копается. Никому нет дела. Журналист с блокнотом в руках щурится на расписание, фотограф перебирает ногами, как боевой конь.
Раздается свисток паровоза, платформу окутывает паром.
- Приехал! - кричит кто-то. - Приехал!
Стая журналистов срывается с места и бежит к платформе. Десять ног движутся в такт. На лицах восторг и улыбки. Фотограф сильней сжимает аппарат, чтоб не разбить впопыхах. Из чьей-то разжавшейся руки падает карандаш, но некогда подбирать. Не велика потеря, за ухом еще один.
С подножки бодро соскакивает проводник в синей фуражке. В форме он выглядит щеголевато, и явно гордится этим. Вон как напыжился, голубь, усы раздувает. Эй, дядя, лопнешь! Не смешно, совсем не смешно, молодые люди. На медной пуговице дрожит солнечный блик. И не менее ослепительно сияют начищенные ботинки, гордость и краса железнодорожного состава «ВС 500 Приморск - Бург».