Авдеев слушал внимательно, кивал.
- Значит, взял и сам собой выпал? - спросил он.
- Не сам собой, - прошептал Филя, и слезы снова навернулись на глаза. - Это я его убил. Пожелал ему смерти, и он умер. Арестуйте меня немедленно. Я больше так не могу.
- Да что за чушь? Если бы от такого умирали, города бы стояли пустые. Я лично желаю людям сдохнуть по сто раз на дню. Особенно гражданам, которые в транспорте мне ноги давят. А про коллег и говорить нечего. И хоть бы хны, все живы, веселы и весьма упитанны.
- Не верите? Вот, взгляните, - Филя задрал штанину и показал тугую повязку. - Когда мы ехали, я достал скальпель и вырезал знак. Прямо на себе! И Сила Силыч тут же умер.
Авдеев хмурился и кусал нижнюю губу. Филе показалось, что он вот-вот вынет наручники и прикует его к батарее, чтоб не сбежал.
- Вы арестуете меня? - спросил Филя дрожащим голосом.
- За что? - спросил Авдеев.
- Как за что, за убийство!
- Замечательно! А на суде скажем, что ты учинил над собой умышленное членовредительство с целью лишить человека жизни?
- Есть такая статья?
Авдеев тяжело вздохнул:
- Нет, и никогда не будет. Гражданин Паслов умер естественной смертью - оторвался тромб. При чем здесь ты? Пока заведено только дело против Василия Путобрюха. Нанесение ущерба здоровью средней тяжести. С учетом его послужного списка, два года каторги. Выпишешься, приходи ко мне, снимем показания. А пока лечись. Голову тебе проверить не мешает. Тоже мне, резаться вздумал! Или оговариваешь себя зачем-то?
- Я же вам объяснил! - истерически крикнул Филя, и больные, ковылявшие по коридору, дружно уставились на него. - Я хотел, и я убил! Мучителя своего. Не могу так больше, душа ноет. Арестуйте, арестуйте и накажите по всей строгости. Тюрьма, так тюрьма. Или казнь?
- Не пори чушь, - устало сказал Авдеев. - Я понимаю, ты в это веришь. Охота сходить с ума - сходи, только не ожидай, что и остальные пойдут с тобой вместе вприсядку. Ни один суд в мире не станет это выслушивать.
Филя разразился громким плачем.
- Ну, ну! Опять фонтаны, - Авдеев принялся шарить руками по пиджаку в поисках платка. - Филя, успокойся. Тебе вредно волноваться, ты нездоров. Натерпелся, вот у тебя и нервический припадок. Давай я доктора позову? Сделает укольчик, тебе полегчает.
- Почему вы мне не верите? Я убил его, убил... Все кончено, жизнь кончена.
- Подожди прощаться с жизнью! Хочешь, чтобы я тебя отвез в участок?
Филя мотнул головой.
- Тогда чего тебе?
- Ничего, - Филя встал, вытер глаза рукавом и твердо сказал. - Мне пора. Прощайте, Ромэн Аристархович.
- Еще свидимся, - кивнул ему Авдеев, торопясь к выходу.
«Вряд ли!» - подумал Филя, скорбно волочась назад в палату. Наказания не будет, значит, и искупление невозможно. Тромб, видите ли, оторвался! Хитер Додон, нечего сказать. Умеет обтяпывать делишки так, что все шито-крыто. Что же делать? Податься в монастырь? Кинуться с моста?
В палате было полно народа - со всех окрестных палат собрались. Атлант вольготно раскинулся на стуле, босые ноги топорщились в прохудившихся тапках. Вокруг на табуретках расположились слушатели.
- И вот я смотрю - она юбки задирает. Одну, другую, третью.
- Брешешь! Не бывает на бабах столько юбок! - сказал плюгавый мужичок в майке-алкоголичке.
- Вот те крест! Подняла она, значит, юбки, а под ними у нее - хвост рыбий. Я к двери, а она как захохочет. Иди, говорит, ко мне, мой белый хлеб.
- Трепло! - презрительно протянул рыжеволосый парень.
- Шарман! - откликнулся профессор, кутаясь в одеяло, как в тогу.
- Не любо - не слушай, а врать не мешай, - пробасил дородный усач. На шею он зачем-то намотал цветастое полотенце.
Филя прошел мимо них и лег на кровать. Потолок был грязно-желтый, в подтеках. Пятно побольше напоминало по форме Африку, пятно поменьше - Австралию.
Гости Атланта пошумели и разошлись, оставив после себя запах табака, немытых подмышек и лекарств.
- Унываешь? - спросил Атлант. - Не время, сынок. Будешь бодрый - скорее поправишься.
- А я, может, вовсе не хочу поправляться! - резко сказал Филя и с вызовом уставился на Атланта. Тот не отвел взгляд.
- Решил сигануть на березу, как профессор?
- Да!!
- Ты эти мысли брось. Нельзя себя жизни лишать, Господу Богу это противно.
- Я теперь не в его юрисдикции, - запальчиво сказал Филя. Атлант в задумчивости почесал в затылке.
- Юридикция, она того, а ты этого... Бога не гневи.