- Карта ничего не значит.
Витя скрипнул зубами и отвернулся.
- Мне лет семь было, - начал он тихо, словно пересиливал себя. - Я бегал по двору и разбил коленку. Мать с сестрами ушли куда-то, я один. Больно было, сидел ревел. Тут звякнуло, я оглянулся - старушка стоит. Махонькая такая, сморщенная. Ты чего ревешь, говорит, тебе нельзя, ты герой. Какой герой, спрашиваю. А такой, говорит она, истинный, тебе подвиг на роду написан, победишь чудище-страшилище и найдешь дверь заветную, а за ней - ключи от счастья человеческого.
- И ты ей поверил?
- А то! Потом, когда мать вернулась, я ей все рассказал. Она рыдать! Говорит, рано тебе об этом думать, подрастешь, вот тогда. Я ждал-ждал, хоть и сильно невмоготу было. Любопытно до ужаса! Как-то раз она меня подозвала, я побольше был, и говорит: та старушка всю правду сказала, только не ключи за дверью лежат, а другое.
- Другое? Что?
- Там щелочка в стене сделана, туда надо прошептать заветное желание, и оно сбудется.
Филя закатил глаза:
- Витя, ты вроде взрослый человек, таксист даже, а все как дитя малое. Это бред, бред сивой кобылы! Детская побасенка!
Витя подскочил, ткнул Филю кулаком в грудь и рявкнул:
- Завали хлебало! Ничего тебе больше не скажу.
Филя на секунду ощутил раскаяние. Похоже, довел он человека до белого каления, а все почему? Потому что демон поселился в нем, проросло зерно диаволово и точит внутренности, поедает душу.
- Прости, я... я не хотел.
«Хотел, еще как хотел! - захохотал демон, кружась в шутовском фуэте. - Не отступай, добей, растопчи его!»
Филя напрягся и упек демон в темницу, откуда он продолжал вопить, но приглушенно, так, что слов не разобрать.
- Стало быть, заветное желание? Возьмешь меня с собой?
- Нет, - отрезал Витя. - Ты все испортишь.
- Я пригожусь, вот увидишь.
- Ага, если в меня будут стрелять, я тебя вперед пихну. Вот и пригодишься.
- Хотя бы так, - сказал Филя со всей возможной серьезностью. - Слушай, карта смазана, это плохой знак. Помнишь, Гомункул сказал, что если картограф ошибется и нарисует в доме лишнюю комнату, она появится? А тут хуже. Я напортачил - я исправлю. Понадобится, на месте перерисую.
Витины глаза вспыхнули от радости, но тут же погасли.
- Нет, - повторил он. - Не положено.
- Подумай. Без меня пропадешь. А со мной дело выгорит. Думаешь, щелка только одно желание исполнит?
Угадал! Витя заюлил, лицо перекосилось в полуулыбке-полуоскале.
- И чего ты будешь просить? - ядовито спросил Филя. - Новое авто?
Витя отвернулся.
- Я бы, - сказал Филя - попросил превратить мою сестру обратно в человека.
- Вдруг такое не исполняется? Потратим на тебя желание впустую.
- С каких пор помочь человеку - это впустую?
- А с таких! Я тебя вообще не знаю! Пустил жить, а ты уж и на шею лезешь? Иди к черту со своим крабом! Эта карта моя и желание мое. Как хочу, так и потрачу. На себя!
- И пожалуйста! - крикнул взбешенный Филя. Он схватил пальто, быстро оделся и вышел на улицу. С неба валились крупные хлопья снега, елка у дома напротив стояла в шапке, чуть склонив верхушку. Филя пошел к автобусной остановке. Было около часа дня. Он поспеет вернуться к ужину последним рейсом. Гривенника, найденного в дырявой подкладке, хватит на билет туда и обратно, и еще на один раз останется.
Выйдя у Караван-сарая, Филя с удивлением обнаружил, что в нем кипит жизнь. Грузчики катили тележки с товаром, пестро одетые торговцы зычно зазывали покупателей, нищие толкались у входа, тряся пустыми кошелками, и взахлеб выли. Несколько богатых горожанок сбились в стайку и протискивались сквозь этот живой коридор с нескрываемым омерзением. Филя перешел дорогу и отправился к дому Гомункула. Звонил, звонил - никто не открывает. Постучал - тишина. Тогда Филя приоткрыл дверь и на цыпочках вошел внутрь. Ощущение беды обрушилось на него, как ушат кипятка. Все шкафы лежали вповалку, стекла разбиты, дверцы вырваны с корнем. Коробочки, склянки, бутылки раскатились по углам. Шуршала рваная бумага.
- Есть кто живой? - спросил Филя охрипшим голосом.
В соседней комнате распахнулась створка, заполоскалась занавеска.
- Аркадий Николаевич! Вы здесь?
Филя обошел нижний этаж, потом поднялся наверх. Гомункула нигде не было. Царил разгром. Вывороченные ящики, битая посуда, грязные, порванные листы. В спальне на некогда белоснежном, а теперь пепельно-сером ковре обнаружилось большое коричневое пятно. Шерсть в этом месте слиплась.
«Убили! - подумал Филя и содрогнулся. - Пришли ночью, застали врасплох. Кто? За что? И что мне делать? Позвонить в полицию? Нет, я больше с ними не свяжусь. Гомункула не вернешь, он наверняка уже труп, столько крови потерял. Прочь отсюда!»