Доктор разводил руками в стороны в показном смущении. Хотя, если вспомнить, никогда и ничего он раньше не смущался. И награды свои считал всего лишь подтверждением правильности выбранного пути. Он работал хорошо, вот его хорошо и награждали.
— Ну, ладно, пошли, пошли, дружище. Подышим соснами.
— Тут, если бы не расстояния, санаторий бы открывать надо было. Для легочников, да сердечников.
— Да какие там у нас теперь легочники? Что ты! Вроде, все почти болячки уже победили. Но вот просто подышать, здоровья набраться, отоспаться на свежем воздухе — это да…
Тропинка вела по мягкому слою рыжих сосновых иголок, постепенно перепревающему в черную землю. Запахи кружили голову. Высоко вверху стучал дробно черно-белый дятел с красной шапочкой на голове. Яркий на рыжем сосновом фоне, как специально расположенный режиссером для кино.
— Тут у тебя, слушай, прямо, как в сказке. Как бабушка мне в детстве читала. Тропинка. Лес. Дятел. Волки-то есть?
Волков не было. Давно уже ничего страшного в этом лесу не было.
— А вот и школа моя.
Школа была типовая. Двухэтажная, с двумя крыльями, обнимающими небольшую асфальтовую площадку с мачтой посередине и поникшим в безветрии флагом на ней. Сбоку громоздился неуклюжий кубический пристрой — школьный спортзал. Перед входом — корыто с водой и стальная решетка для чистки обуви.
— К старшеклассникам сразу, да?
— Давай! Погляжу на нашу смену.
Старшеклассников было семь человек. Две крупные девушки с длинными косами и спокойными светлыми глазами, пятеро разбитных подвижных парней, пропахших табаком. Они молча выслушали своего учителя, представившего старого друга — доктора и академика, героя, лауреата, первопроходца и прочее, прочее, прочее. А на предложение задавать вопросы первой, что странно, подняла руку именно девушка.
— Отличница наша, — шепнул Доктору Писатель. — На медаль идет.
— Скажите, — серые глаза смотрели строго. — Эта тема будет у нас на выпускных экзаменах?
— Это еще будет, будет во всех программах и во всех странах! — воскликнул Писатель. — Но не прямо сейчас, конечно. Лет, думаю, через пять. И вы сможете потом говорить своим детям, что лично видели вот его. Гордиться этим будете…
— А если этого не будет на экзаменах, то зачем тогда нам время тратить? Весна же на дворе. Тут, ведь, либо картоху сажать, либо вот билеты учить, извините.
…
— Понимаешь, старшие — они уже такие прагматики, — оправдывался Писатель. — Им здесь еще жить и жить. Как жили до них, как вот сейчас родители их живут… Их уже не переделать, наверное. Давай, лучше к пятиклашкам? Они такие восторженные! такие настоящие, живые!
Пятиклашки смотрели с удивлением и просили лучше рассказать про Гагарина и про космос. Потому что как раз этой весной у них был урок про него. И правда ли, что и собаки тоже летали? Лайки, да? А какие еще породы? А козы — летали? А свиньи? А кто еще летал? Обезьяны? А какие обезьяны?
— Дети, — проникновенно говорил Писатель. — Вот же перед вами практически самый настоящий новый Гагарин. Он первым прошел сквозь пространство. А теперь еще и сквозь время. Он — герой! Про него кино будет и книги!
Дети посматривали на плотного невысокого дядьку с удивлением и недоверием. Нет, настоящий-то Гагарин был совсем не такой. Он был в форме, со звездами. В военной фуражке. И у него еще была такая улыбка!
…
— Александр Петрович, — строго и официально обратилась подошедшая к ним в коридоре женщина средних лет утомленного вида в синем шерстяном костюме. — Зачем же нарушать весь учебно-воспитательный процесс?
— Понимаете, — опять отчего-то засмущался и зажался Писатель. — Это вот мой друг, он приехал из самой столицы. Он герой и ученый. Про него в газетах пишут.
— А если каждый учитель будет приводить на уроки своих друзей, это знаете, как будет называться? Это будет называться — срыв выполнения учебного плана. Это будет еще называться — неосвоение программы учащимися. Нет уж, Александр Петрович. Я, конечно, очень уважаю вашего друга, — она повернулась слегка и наклонила голову в коротком кивке. — Да, уважаю. Но план, понимаете ли, есть план, а программа есть программа. Так что я попрошу на будущее — без посторонних в школьном помещении, и без вашей этой самодеятельщины. Вы же никого не предупреждали, не согласовывали даже ни с кем. Нехорошо…