III. Задача со многими неизвестными
Поздним вечером, сидя за рабочим столом и невольно прислушиваясь к шуму деревьев за окном, раскачиваемых сильными порывами ветра, я безуспешно пытался остановиться на одной из нескольких версий, могущих объяснить обстоятельства смерти Кузьмы Ивановича Зимина. «Что мне известно по этому событию? — думал я. — Лишь то, что смерть Кузьмы Ивановича насильственная и наступила она от огнестрельного ранения дробью № 2. Убил ли его кто или сам себя застрелил Зимин, мне пока не известно».
Ведущий до меня следствие майор милиции, отстаивая точку зрения о наличии факта неосторожного самоубийства, объяснял это примерно так: сидя на полянке в ожидании уток, Кузьма Иванович небрежно положил заряженное ружье на траву. В спешке схватив ружье за стволы и потянув к себе, он зацепил спусковым крючком за корни можжевельника. Произошел выстрел, и заряд угодил прямо в него. Но сторонник этой версии не смог бы ответить сейчас на такие вопросы: у Кузьмы Ивановича ружье 16-го калибра. Каким образом попали в лужу крови пыжи и цветная прокладка 12-го калибра? Патроны у Кузьмы Ивановича были снаряжены дробью № 4. Почему же в его теле оказался заряд дроби № 2?
«Пока все наоборот, — думал я, — и не ясно, из какого ружья, 16-го или 12-го калибра, был убит Кузьма Иванович?»
Но прежде, чем ответить на этот вопрос, мне предстояло решить уравнение со многими неизвестными, где иксами, игреками и зетами были: пороха, пыжи, прокладки, дробь и т. п.
Была уже глубокая ночь, когда я закончил составление плана дальнейших действий.
На следующий день я отправил все необходимое в криминалистическую лабораторию для экспертизы, поставив перед экспертами такие вопросы: 1) одинаков ли состав пороховой копоти в стволах ружья, в стреляной гильзе и на рубашке покойного? 2) одинаковы ли по составу материала и способу обработки пыжи и прокладки 16-го калибра, найденные у сосны, с пыжами и прокладками, изъятыми из патронов Зимина? 3) могли ли быть вставлены в гильзу 16-го калибра пыжи и цветная прокладка 12-го калибра, найденные на месте нахождения трупа Зимина?
Для меня, как охотника, было ясно, что картонную прокладку 12-го калибра невозможно вставить в папковую гильзу 16-го калибра, не нарушая ее целости. Но следователь не может быть одновременно и экспертом, а поэтому объективности ради пришлось ставить и этот вопрос. И наконец меня интересовало, не одним ли инструментом были изготовлены пыжи и прокладка 12-го калибра?
Этот вопрос едва ли догадался бы поставить следователь, не будучи сам охотником. Меня же на этот вопрос натолкнуло то, что еще там, на полянке, найдя эти пыжи и прокладку, я не как следователь, а как охотник усомнился в их фабричном происхождении.
В экспертизе мне было обещано, что исследование представленного и заключение будут сделаны в течение двух-трех дней.
«Ничего не поделаешь, — думал я, — придется ждать...» Пока производилась экспертиза, я решил выявить всех охотников, бывших на озере в день убийства Зимина. С этой целью я дал задание районному отделению милиции и Луконину выявить всех лиц из числа местных охотников, бывших на озере в тот день. Зайдя в охотсекцию местного спортивного общества, я сличил корешки путевок, выданных на 5 октября, с путевками, взятыми мною у Луконина. Как оказалось, всего была выдана 101 путевка. У меня же на руках оказалось только 98 путевок.
— Вполне возможно, — пояснил мне заведующий секцией. — Трое могли не поехать на охоту или не сумели сдать путевки егерю.
Проверка этих трех охотников ничего существенного не дала.
Прошло два, а затем и три дня, а экспертиза все еще не была произведена. Причиной, как мне объяснили, была загрузка более важными делами. Каждому следователю «более важным» кажется его дело!
Поэтому у меня оставался один путь: заинтересовать этим делом самого главного эксперта.
В то время главным судебно-медицинским экспертом был добрейший человек — Арсений Владимирович Гурко. Среди врачей, работников юстиции и охотников он всегда был своим человеком. Арсений Владимирович считался крупным специалистом, проработавшим в этой области свыше тридцати лет. Мне неоднократно приходилось наблюдать за работой Арсения Владимировича, видя его то в качестве судебного анатома, четкими и скупыми движениями вскрывающего труп человека, то в качестве химика или криминалиста, оперирующего сложной технической аппаратурой.
Арсений Владимирович почти с детства увлекался охотой, но за последнее время слабое состояние здоровья, а особенно сильная близорукость не позволяли ему по-прежнему увлекаться ею. Однако он время от времени появлялся в нашем охотничьем коллективе.