Арсений Владимирович представлял собою тип охотника, все реже и реже встречающегося в наше время. В среде охотников его шутливо называли «лирик» или «идеалист-вегетарианец». Любил он очень охотиться весной на вальдшнепа и на тетерева из шалаша. Но в основном его охота состояла в том, что, сев на пенек и положив ружье на колени, он сквозь сильные линзы очков рассматривал набухшие почки березы, любовался красками вечернего заката и слушал постепенно затихающий весенний хор птичьих голосов. Как правило, он с опозданием замечал плавный полет лесного красавца и слышал лишь удаляющийся звук его хорканья.
Если ему на охоте удавалось полюбоваться видом дерущихся косачей, увидеть перебегавшего просеку зайца, то, и не сделав ни одного выстрела, Арсений Владимирович считал себя вознагражденным и был вполне доволен своей поездкой на охоту.
Для своей кандидатской диссертации Арсений Владимирович избрал тему, близкую ему, как охотнику: «Выстрел охотничьего дробового ружья». С большим интересом знакомился я с материалом, собранным им для своей работы: разорванные стволы, самодельные пули из стальных шарикоподшипников, осколки жаканов, фотоснимки жертв несчастных случаев, микроисследования порохов и т. п.
Собрано было так много, что хватило бы на десяток диссертаций, но Арсений Владимирович, увлеченный мечтой создать из своей работы хорошее пособие для криминалистов, все собирал и накапливал новые и новые материалы.
Включившись сам в производство экспертизы, Арсений Владимирович намного ускорил ее окончание и вселил в меня большую уверенность в ее доброкачественности.
Экспертиза подтвердила мои предположения. Ответы были таковы: 1) пороховая копоть в гильзе и в стволах ружья отлична от пороховой копоти, имеющейся на рубашке покойного; 2) все пыжи и прокладки 16-го калибра, предъявленные для экспертизы, одинаковы как по составу материала, так и по способу изготовления; 3) цветная прокладка 12-го калибра не могла быть вставлена в гильзу 16-го калибра; 4) представленная на экспертизу дробь № 4 одинакова по своему составу. И, наконец, на пятый вопрос я получил утвердительный ответ, т. е. что и пыжи и цветная прокладка 12-го калибра были изготовлены одним и тем же высекающим инструментом.
Итак, многие неизвестные в моей задаче были раскрыты. Оставался только один «икс» — владелец пыжей и цветной прокладки домашнего изготовления.
Кто это и где он сейчас?
Если его искать только среди учтенных охотников, бывших на озере 5 октября, то и тогда это представляло бы большую трудность, а если учесть и тех, кто был на озере без путевок, тогда задача станет еще сложнее.
Даже выявив всех, кто был на озере в день убийства, я не имел права в открытую искать среди них убийцу путем обысков на квартирах и поисков нужного. Это было бы недопустимо и тактически ошибочно. Из тех же тактических соображений я не мог обратиться к помощи самих охотников: как только убийца узнал бы, что следствие интересуется картонной цветной прокладкой 12-го калибра, он немедленно избавился бы от этих улик и они могли бы исчезнуть для меня безвозвратно. Приходилось действовать другими путями, более медленными и к тому же не сулящими особых надежд.
IV. Снова к протоколу осмотра
Шел уже шестой день, как я принял дело к производству.
Мне было ясно, что время работает не на меня, и вместе с тем нужно было вести следствие таким методом, который требовал скрупулезной работы и уйму времени. С такой пассивностью я никак примириться не мог и выискивал все новые пути и методы, могущие помочь мне в поисках убийцы.
Намечая те или другие следственные действия, я все время возвращался к показаниям свидетелей или заключению экспертиз. В тот памятный вечер, просмотрев учебники криминалистики и различные методические разработки по разделам убийства и убедившись, что в данном случае они мне не помогут, я решил закончить работу и отправляться домой.
Уже убирая со стола дело, я случайно раскрыл его в том месте, где был вшит протокол осмотра места происшествия и, точно в первый раз, прочитал: «...в ногах трупа справа, на расстоянии 80 сантиметров от ступни правой ноги, лежит газета, на которой находятся... нож перочинный... нарезанные куски белого, черного и серого хлеба».
Я еще раз внимательно прочел это место протокола, и меня точно осенило: что за газета? где она? и почему три сорта хлеба? что за необходимость или прихоть заставила Кузьму Ивановича набрать с собой такой ассортимент хлеба?