— Знаешь, что у нашего шефа есть дочка? — взял быка за рога Воронов.
— Откуда? Что, я всех дочек, что ли обязан знать?
— Девятнадцать лет. Учится на третьем курсе Академии госслужащих. Специализация — экономика. Из породы ортодоксальных отличниц и домашних детей. Вроде бы. Во всяком случае, воспитывается в строгости. Без баловства. Поклонников особых вокруг как будто не наблюдается, хотя девка хоть куда… Ну и вот, шеф вдруг начал замечать, что у нее стали появляться неучтенные деньги. Не такие уж великие суммы, конечно. Рублей, может, пятьсот. Но папаша насторожился. Дочка молчит, как…
Воронов призадумался, подыскивая сравнение:
— …В общем, молчит. Папа волнуется и начинает уже подозревать бог знает что. Он мне сегодня утром рассказал… Предлагает установить наружку. Но только не из наших, то есть не из моих братанов, чтобы утечки не было. В общем, поручил подобрать надежного человека. И про кого, ты думаешь, я вспомнил в первую очередь?
— Ты уж что-то слишком высокого мнения о моих умственных способностях. Даже не догадываюсь.
— Правильно. Про тебя. Если ты сейчас, конечно, ничем не занят. И если тебе не в лом заниматься такой фигней. Но деньги неплохие. Они даже не столько за работу, сколько за конфиденциальность. Ну, как?
— Во, дожили! — я тяжело вздохнул.
Давненько мне никто не предлагал наружкой заниматься. А все алкоголизм! Серьезные люди уже всерьез не воспринимают.
— А что такое? — забеспокоился Котяныч.
— Да нет, ничего. Уже за собственными детьми слежку устраивают!
— Видишь, дело такое… У тебя детей нет, а если бы были, еще неизвестно, как все повернулось.
В голосе Котяныча прозвучала неожиданная печаль многодетного отца, хотя он не то что замужем никогда не был, я его и с девушками ни разу не видел. Может, шифруется…
— Не спорю. Завтра начинать?
— Шеф сроков не устанавливал. Ему главное, узнать. Сможешь завтра, давай завтра. Вот фотография, на обороте домашний адрес и телефон. Зовется Настей. Обычно из дома выходит в восемь и идет постигать премудрости госслужбы. А дальше разберешься.
— На машине возят или сама ходит? — уточнил я.
— Сама. Я ж говорю, шеф ее не балует. Как Золушку.
Я мельком бросил взгляд на фотографию. Во-первых, мельком, во-вторых, в темноте. Но мне и не было нужды внимательно рассматривать. Потому что Настю не так давно мне довелось увидеть живьем.
Знаете Проничева? Сергея Дмитриевича? Перед Новым годом он устраивал день рождения в «Отдыхе» с военным духовым оркестром и ансамблем балерин на роликовых коньках. Про духовую музыку-то давно известно, что он ее любит, одно время даже активно спонсировал джазовый ансамбль Толкачева, а про балерин точно не знаю, врать не буду. Да это и не важно. Мы с Проничевым никакие не близкие родственники, и я на день рождения попал случайно — друг позвал… Ладно, не друг. Подруга. Ничего особенного, можно сказать, почти деловая подруга… На празднике я Настю и увидел. Там и папа был, и мама, и дочка в кожаной мини-юбке и с такими дивными ногами, которым позавидовала бы любая дамочка из «Космополитена».
Мы с ней, то есть с Настей, столкнулись в туалете. Ну, не то чтобы… Я выходил, а она спускалась по лестнице. Вид снизу на ноги подействовал на меня, как замерзшая вода на «Титаник». Катастрофа. Заговорить с ней не удалось. Да я не очень и рвался, застеснявшись. Зато путем сложных комбинаций узнал, что она пришла на праздник в качестве дочери Геннадия Степановича Треухина, руководителя одноименной продовольственной компании.
Об этом мало кто помнит, но сначала Треухин возглавлял фирму «Стена», и когда уровень ворованных денег приблизился к критической отметке, возникла необходимость закрываться, распускаться и учреждаться под новой вывеской. Как свидетельствуют очевидцы, в кабинете генерального собрались несколько приближенных лиц, стали перебирать названия, но все как-то не звучало. Вконец измученный директор постановил: «Хватит! Надоело! Сейчас первый, кто войдет в кабинет, что-нибудь скажет, первые слова и будут названием». Как в сказке про короля Дроздоборода, где папаша выдал дочку-принцессу за вшивого нищего.
Первым вошел участник же совещания, незадолго до того покинувший кабинет… по личным надобностям. Войдя, он произнес историческую фразу: «Блядь, в сортире совсем перестали убирать». Все в ужасе посмотрели на директора, лицо которого медленно наливалось венозной кровью Положение спасла Треуховская секретарша. Заглянув в дверь, она сказала: «Геннадий Степанович, чаю подать?» В срочном порядке первое явление признали недействительным, а фирму назвали скромно и со вкусом — «Геннадий Степанович».