Встаем утром, словно вовсе и не отдыхали, руки непроизвольно дергаются, словно у ненормальных. Но, однако, жаловаться вроде бы не на что. Обстановка вокруг царит самая доброжелательная. Понимаем, что так и надо и… куда деваться, терпим. К тому же и Понченко, чутко уловив возникшее напряжение, резко меняет привычный ритм обучения. Начинаются реальные стрельбы с использованием настоящих боеприпасов. Можете понять наш энтузиазм, когда вместо привычной холостой тягомотины нас вдруг повели на склад, получать два ящика боевых патронов к зенитному пулемету. Теперь, когда три правила майора выучены назубок, мы сами то и дело тревожно озираемся, выискивая глазами цветные флажки-ограничители. И вообще, в армии стрельба из боевого оружия здорово дисциплинирует личный состав, как еще иногда говорят — внушает. ДШК — оружие крайне опасное. Пуля у него размером с две фаланги указательного пальца. Кирпич разносит с такой силой, что и осколков потом не сыщешь. Поэтому наше внимание на занятиях не то что удвоилось, а буквально удесятерилось. Работать начинаем поначалу по наземным мишеням.
Как, спросите вы, можно учиться сбивать самолеты, стреляя по неподвижным мишеням?
Оказывается, очень даже можно. По горным склонам, окружающим полигон, проложены специальные провода, по которым подаются команды на небольшие устройства, на секунду поворачивающие к нам белые листы мишеней. Располагаются они не очень далеко от наших огневых позиций, но вся штука заключается в том, что попасть в такую мишень можно только тогда, когда она поворачивается к тебе фронтом. Пульт управления находится в руках сидящего позади боевого расчета сержанта, и именно он устанавливает время, на которое мишень доступна для поражения. Вся система достаточно примитивна, но нужного эффекта, тем не менее, достигает вполне. Нам снизу кажется, что по горному склону неторопливо бежит солнечный зайчик. Наводчику приходится все время ловить в прорезь прицела словно бы нарочно ускользающую цель. Естественно, что вначале мы только учимся сопровождать ее. Но как только стреляющий докладывает, что готов стрелять по-настоящему, ему тут же дается на это разрешение. Моментально становится понятным, почему майор с таким жаром заставлял нас изучать три его правила. Смотря в прицел и пытаясь поразить ловко порхающее по откосу белое пятнышко, совершенно перестаешь контролировать все остальное. А поскольку стрельба ведется почти безостановочно, длинными очередями, то посторонний человек, внезапно появившись на линии огня, был бы неминуемо разрезан очередью пополам. И препятствуют этому только разноцветные флажки, поскольку только они указывают границы безопасных территорий.
Первый же день реальных стрельб наглядно показал нам, какие мы все скверные стрелки. В лучшем случае две-три пробоины удается сделать на всех трех-четырех десятках мишеней. Не в каждой по три пробоины, а всего три, если осмотреть их все. Тех, кто умудрился сделать целых три пробоины, Клюев хвалит долго и от души. Тех, кто сделал две, поощрительно похлопывает по плечу. Тому, кто попал только раз, только милостиво кивает. Но большинство из нас не попадает ни разу.
— Старайтесь предугадать, какая мишень откроется в следующий момент, — советует прапорщик. — Ведь самолет, он как живой организм, на месте не стоит. Он ведь туда-сюда двигается! Вы, что, — повышает голос прапорщик, — думаете, что наши мишени слишком быстро перемещаются. Ничуть нет. Скорость сейчас задана сходная с перемещением малого транспортного самолета, типа «кукурузник».
— А как же тогда двигается реактивный самолет? — живо интересуемся мы.
Василий, — машет прапорщик сержанту, — дай-ка мне восьмую скорость.
Сержант дает. Мы озадаченно разеваем рты. При всем, желании успеть поймать на прицел стремительно несущийся «зайчик», орудуя массивным стволом пулемета, просто невозможно. Клюев загадочно улыбается.
— Все не так ужасно, как кажется, — успокаивает он нас. — Реальный самолет ведь не блоха какая-нибудь. Он не прыгает из стороны в сторону. Траектория его полета достаточно предсказуема. И наша с вами задача сводится к тому, чтобы предугадать, где он окажется через мгновение. Пуля, она ведь тоже до цели летит не мгновенно. Если мы будем целиться в видимый силуэт, то не попадем никогда. Нет! Надо стрелять не туда, где самолет находится в данную минуту, а туда, где он будет секунды через две-три.
— Ну, вот, — несутся со всех сторон возбужденные голоса, — как же мы будем чужие мысли-то читать? Нас этому пока не учили!
— Спокойно, — прапорщик спокоен и уверен.