— Алена уедет в колхоз.
— По-моему, это у вас самая красивая и веселая девочка.
— Да, — согласился Сережа.
— А больше ты никого не хочешь пригласить?
— Кого, например?
— Ну, Лютикова Юру. Он не едет. Я сегодня утром видела его мать в магазине.
— Нет.
— Почему?
— Не рафинэ.
— Не рафи… что? — спросил отец.
— Не «рафик», не автобус, — засмеялся Сережа.
— Понятно, — сказал отец. — «Не рафинэ» — и все понятно.
— Ладно, он сам волен выбирать себе друзей, — вступилась мамулия Юлия.
— Он взял у меня Вознесенского почитать и вернул вот с таким сальным пятном, — объяснил Сережа отцу.
— Это и есть «рафинэ»?
— Это и есть «не рафинэ».
— На птичьем языке, что ли?
— На французском, папочка, — улыбнулся Сережа.
После чая отец прилег на диван с книжкой.
— Ты не узнавал насчет путевок? — спросила мамулия Юлия.
— Нет, узнаю завтра, — сказал Андрей Николаевич и захлопнул книжку. — Слушайте, а вам никогда не хотелось стать государственными людьми?
— Не понимаю, о чем ты? — задержала в руках тарелку с печеньем мамулия Юлия.
Андрей Николаевич резко поднялся, прошлепал в носках по полу. Справка все еще лежала на столе. Он взял ее и разорвал на две половинки, потом на четыре, на восемь.
— Что ты сделал, Андрей? — тихо спросила мамулия Юлия.
— Сделал нас всех государственными людьми. — Он посмотрел на Сережу, виновато сморгнул. — Тебе лучше поехать. И для поступления в институт будет лучше. Дадут трудовую характеристику.
Сережа отбросил стул и выбежал из комнаты.
— Обиделся, да? — смущенно улыбнулся Андрей Николаевич.
— Что ты спрашиваешь? Что ты смотришь на меня печальными глазами Офелии? Я за эту справку помогла ей достать двухтомник Василия Шукшина.
— Зачем ей Шукшин? То есть я хотел сказать: зачем корове зонтик?
— Господи, да нам какое дело? И не корове зонтик, а рыбе.
— И к тому же треугольная печать железнодорожной поликлиники. Мы же в другой состоим.
— Треугольная печать юродивого у тебя на лбу.
— Не кричи на него, — заглянул в дверь Сережа. — Я и так не поеду. Я имею право не ехать. Просто не ехать, и всё! Есть приказ министра, государственного человека.
…ПРИКАЗ МИНИСТРА ПРОСВЕЩЕНИЯ СССР № 37. 6 АПРЕЛЯ 1973 ГОДА. О ВВЕДЕНИИ В ДЕЙСТВИЕ ПОЛОЖЕНИЯ О ЛЕТНИХ ПРАКТИЧЕСКИХ РАБОТАХ УЧАЩИХСЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ШКОЛЫ…
…ТРУДОВЫЕ КОЛЛЕКТИВЫ УЧАЩИХСЯ ОРГАНИЗУЮТСЯ ШКОЛОЙ ПО СОВМЕСТНОМУ РЕШЕНИЮ ДИРЕКТОРА И КОМСОМОЛЬСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ (ПРИ УЧАСТИИ ПРЕДПРИЯТИЯ, КОЛХОЗА, СОВХОЗА). ОНИ ЯВЛЯЮТСЯ ДОБРОВОЛЬНЫМИ ОБЪЕДИНЕНИЯМИ УЧАЩИХСЯ И ДЕЙСТВУЮТ НА ОСНОВЕ ПРИНЦИПА САМОУПРАВЛЕНИЯ…
Глава вторая
Дорога-двурога
Современный магнитофонный репертуар необъятен. Нашлась песенка и про картошку…
хрипел Высоцкий, заглушая шум мотора. Автобус плыл сквозь дождь. За окнами мелькали смазываемые струями дождя указатели. Сережа ехал вместе со всеми и был один. Он отсутствовал, даже песни не слышал, хотя магнитофон был рядом, на коленях у Валеры Куманина. Сережа сидел у окна и вспоминал, было это с ним или ему только кажется… Будто он бежал через улицу и гнал носком ботинка картофелину. Точнее, даже не гнал, а бежал сбоку, придерживая очки, чтобы не упали, а гнал картофелину Валера Куманин. Или, может, Толя Кузнецов? Одним словом, другие. А он, кажется, даже ни разу не задел ее. Или вообще не бежал с ребятами, а видел это со стороны. А может, и не бежал, и не видел, а придумал сейчас все это, потому что Валера Куманин гонял на магнитофоне песенку Высоцкого про картошку. Он включал и выключал маленький магнитофон, и все на одной и той же фразе…
— Куманин, неужели не надоело? — страдальчески повернула к нему свое измученное лицо Зоя Павловна. Она уже две таблетки проглотила, но головная боль не унималась.
Автобус вырвался из потоков ливня, дождь впереди был мелкий, несерьезный. Вот-вот должно было проглянуть солнышко, но так и не проглянуло. Небо затянуло тучами. Дорога свернула с асфальта. От близко подступающих к изъезженной колее деревьев распространялся сырой прохладный сумрак. Автобус нырял из колеи в колею, переваливался с боку на бок, а когда набирал скорость, его заносило, и сырые ветви деревьев хлестали по стеклам.