На буксировщике возился Сашка, мыл из брандспойта палубу.
— Эй, Серега! Топай сюда! — крикнул он.
Сережа нехотя поднялся по сходням на дебаркадер. Прошел вдоль беспорядочно составленных велосипедов, пролез под перильца, хотел спрыгнуть на буксировщик, но передумал, сел на краю дебаркадера, ногами уперся в буксировщик. Сашка выключил помпу и теперь раскладывал шланг для просушки.
— Что это у тебя? — спросил он. — Покажи.
Сережа молча протянул серп.
— Чего здесь столько велосипедов? — поинтересовался он.
— Стоянку устроили. Кто в городе работает. Сюда на велике, а дальше катером. Смотри, с клеймом, старинный, — удивился Сашка, разглядывая серп. — Плакала Саша, как лес вырубали. Только не сжата полоска одна, грустную думу наводит она.
Сережа засмеялся.
— Чего? — спросил Сашка. — Чего смеешься? — и сам засмеялся.
Из кубрика через дверь, расположенную на той стороне буксировщика, вылез дядя Вася, обошел катер, раскрыл со скрипом железные дверцы машинного отделения, мрачно стал спускаться по крутой лесенке. Буркнул, не глядя:
— Чего возишься?
— Все готово, товарищ капитан, — приложил Сашка весело руку к голове. Серп он держал в другой руке, спрятанной за спиной. — Дядь Вась?
— Чего? — не понял дядя Вася.
— Серп старинный.
— Дурачок, — улыбнулся дядя Вася. Забрал серп, а другой рукой ласково толкнул в грудь Сашку. Постоял еще немного, потрогал заскорузлым пальцем лезвие и, ничего больше не сказав, скрылся в машинном отделении.
— Пригодится в хозяйстве? — с иронией спросил Сережа.
— Пусть, — махнул рукой Сашка. — Возьми гитару. Сыграй чего-нибудь.
Гитара висела над велосипедами на гвозде, вбитом в стойку. Сережа поднялся, снял ее и снова сел.
— Опять расстроенная?
— А как же, — согласился Сашка, — от сырости.
— Неправильно натягиваешь струны. Меня один музыкант учил: нужно натягивать и проверять в ритме сердца. Биологический метроном. Биологический ритм должен совпадать с музыкальным, — объяснял Сережа, настраивая гитару. — Это открыл один армянин.
— Тутельян?
— Почему Тутельян?
— Это я так, — махнул Сашка свободной рукой. — А я, между прочим, свое сердце не слышу. Даже когда руку приложу, не слышу. Как будто его нет. Чего рано закончили работу?
— Не закончили, — сказал Сережа, и звук натягиваемой струны сделался тоньше, напряженнее.
— А как же ты?
— Прогнали меня. Он думает, я завтра скажу ему что-нибудь иное.
— А что ты должен сказать?
— Что мне нравится убирать картошку.
— А тебе не нравится? — спросил Сашка.
— Меня заставляют — я работаю. Как умею. Почему я должен говорить, что мне нравится? Мне нравится с гитарой сидеть. Мне нравится, когда мне что-то нравится, и с тем, что это нравится, не справиться.
— Ну, ты впаял ему. Так и сказал?
— Это не я сказал. Это поэт сказал — Евтушенко.
Сережа настроил гитару и передал Сашке.
— Чего ты? — удивился тот.
— Не хочется. Настроения нет.
— А у меня всегда есть. Мне бы только зуб полечить. И научиться играть на гитаре.
Сашка принялся тренькать, Сережа сидел, играл педалью велосипеда. Крутил в одну сторону, в другую.
— И гоночные есть?
— Гоночный ты лучше не трогай, — сказал Сашка. — Это Тимохин. Голову оторвет. Если хочешь покататься, возьми вот тот, Нюркин. Она по суткам в горбольнице работает.
— А можно?
— Бери! Я сказал — бери. Я сторожу за прокат рыбой плачу. Подожди, я с тобой. Дядь Вась, — наклонился Сашка в открытую дверь машинного отделения, — я съезжу тут в одно место. С Серегой.
Дорога от деревни шла в гору. Ехать было трудно, жарко. Виляя передними колесами, с трудом проворачивая педали. Сережа и Сашка ехали, как в замедленной съемке. Наверху их охватил жаркий ветер. Они ринулись наперегонки по каменистому гребню. Завидев велосипедистов, на обочину дороги сошел дед. У него была огромная седая борода, железнодорожная помятая фуражка на голове. Под мышкой он держал березовый веник. Дед с любопытством посмотрел вслед велосипедистам. Сашка затормозил, Сережа проехал немного дальше и тоже остановился.
— Дед, — крикнул Сашка, обернувшись назад, — мы в Березовку проедем?
Дед пожевал беззубым ртом воздух, махнул рукой в сторону деревни:
— Я в баню иду.
Сашка хмыкнул. Отъехав от деда, ребята рассмеялись. Им стало ужасно весело.