— А я никуда не собираюсь уходить. Этот вопрос выходит за рамки вашего класса.
Сережа вернулся, сел один в центре зала. Ребята расположились на некотором отдалении вокруг него. Рая Русакова вспрыгнула на сцену.
— Марьянна, Зойпална! — сказала она. — Я считаю как председатель совета бригадиров, что нужно с ним не поговорить, а провести летучее собрание и вынести резолюцию, чтобы он ел. А в трудовом паспорте записать, что он не работал специально, чтобы не есть.
— Ой, Русакова! — поморщился Толя Кузнецов. — Ты думай хоть, что говоришь. Ла-ла-ла получается через левое ухо.
— В отличие от тебя, Кузнецов, я всегда думаю, — потащила она на середину сцены стол. — Мог бы помочь, между прочим.
Подтащив стол, она подняла его, поставила и, не выпуская из рук крышки стола, угрожающе наклонилась в сторону Сережи.
— Объявил голодовку… Ты понимаешь, Жуков, какое святое оружие борьбы ты применяешь в своих мелочных интересах?
Она выпрямилась, пошла за графином, который стоял на пианино.
— Да при чем тут все это? — сказал Толя Кузнецов. Он сел на стол и скрестил ноги. — Тут о рифайнах нужно говорить. Ну, честное слово, Марьянна.
— Слезь! — потребовала Рая Русакова, спихивая Толю со стола. — Марьянна, Кузнецов хочет сорвать сорвание.
— «Сорвание», — передразнил Кузнецов.
— Это что-то из области технической эстетики — рифайн? — с иронией спросила Зоя Павловна у Марии Яновны.
— Не думаю, — серьезно ответила та. — Подожди, Кузнецов, что такое рифайн?
— Марьянна, — подсела к ней Оленька Петрушина. — Это английское слово. А по-французски будет рафинэ. Означает — особо утонченный, изысканный. Особо чистый сахар — рафинад. Знаете, такой, кусочками.
— Во дает! Во дает! — восторженно завопил Зуев. — Рифайн — это как раз не сахар. Рифайн — это как раз перец с солью.
— Основное качество рифайна, — сказала Нинка Лагутина, поправляя косу, — бренчать на какой-нибудь бандуре. Косу носить нельзя. Сразу скажут: не рафинэ. Ну и одеваться со вкусом. Не какие-нибудь там джинсы с заклепками, а «Ли Купер» или «Леви Страус».
— Учиться хорошо! — выкрикнул Уваров. — Но без напряжения. Уметь расслабляться.
— Характеристика довольно точная, — опять съязвила Зоя Павловна.
— И много у нас таких рифайнов? — спросила Марьянна.
— Да есть, — лениво отозвалась Нинка Лагутина.
— Кто, Лагутина? Мы же не в прятки играем.
— Ну, Марьянна, — пересела поближе к учительнице еще на одно место Оленька Петрушина, — вот Жуков, например. Он тонкий, в живописи разбирается, музыку понимает. Ну, такой, — она сделала легкий изящный жест рукой, — рифайн, одним словом.
— Можно, я скажу? — не выдержал Смирнов. Он давно уже тянул руку.
— Можно, Смирнов, скажи, — разрешила Марьянна.
— В двадцать третьей школе тоже есть. Их там только зовут по-другому. Но они то же самое. Там у них интели и рабари. Интель должен уметь красиво жить в школе и после школы. А рабари… ну, это те, которые вроде бы так не умеют.
— Рафинэ, не рафинэ, интели, рабари, глупость какая, — растерянно проговорила Марьянна и обвела взглядом ребят. — Кузнецов, сколько же у нас в классе, кроме Сережи Жукова, этих самых рифайнов?
— Да что вы меня спрашиваете? Пусть считают, кому интересно.
— Как считать?
— А они у вас по списку отмечены.
— Вот хохма, — обернулся Валера Куманин к Сереже, — все рифайны по списку отмечены.
Сережа не разделял восторга своего дружка. Ему эта «хохма» была неприятна.
— Что ты имеешь в виду, Кузнецов?
— Не был! Не был! Не был! — продекламировал Кузнецов. — А надо писать: рифайн! Рифайн! Рифайн! Ведь рифайны, они не ездят на картошку. У них у всех медицинские справочки или уважительные причины.
— Что? Все пять человек, которые не приехали? — спросила Марьянна. — И Киселева?
— Лялька нет! Лялька не потому не приехала. У нее действительно порок сердца, — возразила Алена Давыдова.
Дверь в зрительный зал открылась, и показалось улыбающееся лицо Мишки Даньшина.
— Нельзя, нельзя, — сказал ему Уваров. — У нас важный разговор.
— Чего у вас, репетиция, да? — не давая закрыть дверь, еще шире улыбнулся Мишка Даньшин.
— Репетиция, репетиция, — быстро ответил Уваров, закрывая дверь.
Глава двадцать четвертая
Учитель
Петр Иванович стоял у окна, курил, смотрел в сад. Надежда Ивановна рвала вишню.