Все анкеты были анонимные. Это было непременное условие, чтобы ребята могли отвечать откровенно. Но вопросов было много, из них безошибочно выстраивался знакомый облик того или иного ученика, а Василий Артамонович еще сличил почерки и на обороте каждой анкеты написал, кому она принадлежит.
«Какую работу выполняешь по дому?»
Сережа ответил:
«Никакую. У нас есть домработница».
«Кем хочешь стать после окончания школы?»
Сережа ответил:
«Математиком-философом. Буду поступать на мат. — мех. Ленинградского университета. Или на мех. — мат. Московского».
Василий Артамонович решил, что Сережа играет словами «мат. — мех.», «мех. — мат». Директор был историком и не знал, что один и тот же факультет в Москве и в Ленинграде называется по-разному. Сережа это знал.
Взрослые играли с детьми в социологический хоккей. Они составляли хитрые вопросы, чтобы узнать, что из себя представляет современный старшеклассник. А современный старшеклассник взял и испортил научное исследование, написал, что у них есть домработница, хотя на самом деле ее не было.
Глава третья
Сесть на ежа
Толя Кузнецов добрел до автобуса по вязкому, царапающему ноги дну и заглянул в салон. Он ничего не говорил, стоял и ждал, когда последние пассажиры, не желающие мочить ножки, обратят на него внимание. Сзади подходил шофер, шумно расплескивая впереди себя воду.
— Давайте быстрее! Машину закрыть надо, — осипшим голосом сказал он.
— Холодно же в воде стоять, — не выдержал и Толя Кузнецов.
Сережа растерялся. Лезть в воду — противно. Он хотел отсидеться в автобусе. Приедет трактор — вытащит. Даже интересно.
— Иди, — подтолкнул он Валеру.
— Я после вас, — скорчил тот шутовскую гримасу.
— Жуков, Куманин! — страдальчески произнесла Зоя Павловна.
Подходя к двери автобуса, Сережа знал, что прыгнет в воду и пойдет, как большинство ребят, но в самый последний момент как-то так получилось, что он уцепился за шофера и поплыл над водой, поджимая испуганно ноги.
— За плечи держись! — сказал Толя Кузнецов. — Ты же его задушишь.
— Ничего, — прохрипел шофер.
Валера без особых переживаний ловко забрался на Толю Кузнецова. Для него это было привычное дело — играть в чехарду, в кучу-малу, где он всегда оказывался сверху.
— Ну как, удобно? — спросил Толя Кузнецов, тяжело передвигая в воде ноги.
— Нормально.
— Сидишь на живом человеке и считаешь — нормально?
— Ты чего, чего? — испугался Валера.
— Я ничего.
— Чего стал?
— Ты там о дураках говорил что-то. Я не понял: кто дурак?
— Ну, я дурак.
— Повтори громко, чтобы все слышали.
— Я дурак, — охотно повторил Валера.
— Громче! И добавь, что ты набитый дурак.
— Я набитый дурак, что еду на человеке верхом, — закричал Валера, добавив от себя «что еду на человеке верхом».
Дождь усилился. Мальчишки и девчонки зябкой, тесной группой стояли на бугорке, прячась всем классом под тремя зонтиками. Услышав громкое заявление Валеры Куманина, все заинтересованно повернули головы.
— Кузнецов! — крикнула предостерегающе из машины Зоя Павловна. Она подобрала плащ и юбку и ухнула в воду.
— Сам признаешься, что дурак, а залез на человека верхом, — сказал презрительно Толя и сбросил Валеру, как мешок. — Дураков возить — сам дураком будешь.
Учительница, загребая воду то одной полой плаща, то другой, — добрела до Валеры, помогла ему подняться.
— Озверевел, что ли? — крикнул с угрозой и со слезой в голосе мокрый с ног до головы Куманин.
Кузнецов не обернулся. Он уходил от автобуса мимо ребят, столпившихся на бугорке. Алена Давыдова успела стукнуть его по спине раскрытым зонтом.
— Ты что, Кузнец, в самом деле!
«Какую работу выполняешь по дому?»
Толя ответил:
«Какая есть — такую и выполняю».
«Кем хочешь стать после окончания школы?»
Толя ответил:
«В МАИ буду поступать».
Глава четвертая
Танцы-шманцы
Дождь перестал, но небо, затянутое тучами, было темным, и на улице очень рано потемнело.
Сутулый человек в темном плаще и в шляпе обогнал Сережу и Валеру, пройдя по кромочке у самого палисадника и перепрыгнув через довольно большую лужу. На миг Сереже почудилось в этой фигуре что-то знакомое: человек был похож на учителя труда и черчения, который приехал вместе с ними.