Фрид Норберт
Картотека живых
Фрид Норберт
Картотека живых
{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
Из предисловия: "Картотекой живых мы называли ящик с нашим учетными карточками, стоявший в конторе лагеря, - рассказывает бывший заключенный гитлеровского концлагеря "Гиглинг 3" Норберт Фрид. - Таких ящиков было два - картотека живых и картотека умерших. Каждому из нас, конечно, хотелось остаться в первом и не попасть во второй. Остаться в картотеке живых значило уцелеть, пережить последнюю военную зиму. За это шла напряженная борьба. Она не ограничивалась тем, чтобы устоять против эсэсовцев, голода, болезней, вшей. Борьба шла и среди самих заключенных. Это была борьба за то, чье влияние возобладает в лагере: уголовников и фашистских коллаборационистов, с одной стороны, или политических заключенных и прогрессивных интеллигентов - с другой. Борьба была жестокая, смертельная..." Об этой борьбе и рассказано в книге чехословацкого писателя Норберта Фрида "Картотека живых", русский перевод которой предлагается вниманию советского читателя. Автор романа описывает жизнь одного из филиалов пресловутого концлагеря Дахау зимой 1944 года.
С о д е р ж а н и е
Предисловие
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Примечания
Предисловие
"Картотекой живых мы называли ящик с нашим учетными карточками, стоявший в конторе лагеря, - рассказывает бывший заключенный гитлеровского концлагеря "Гиглинг 3" Норберт Фрид. - Таких ящиков было два - картотека живых и картотека умерших. Каждому из нас, конечно, хотелось остаться в первом и не попасть во второй.
Остаться в картотеке живых - значило уцелеть, пережить последнюю военную зиму. За это шла напряженная борьба. Она не ограничивалась тем, чтобы устоять против эсэсовцев, голода, болезней, вшей. Борьба шла и среди самих заключенных. Это была борьба за то, чье влияние возобладает в лагере: уголовников и фашистских коллаборационистов, с одной стороны, или политических заключенных и прогрессивных интеллигентов - с другой. Борьба была жестокая, смертельная..."
Об этой борьбе и рассказано в книге чехословацкого писателя Норберта Фрида "Картотека живых", русский перевод которой предлагается вниманию советского читателя.
Автор романа описывает жизнь одного из филиалов пресловутого концлагеря Дахау зимой 1944 года. Тема, как видим, не новая: о фашистских концлагерях уж было написано в Чехословакии немало воспоминаний и романов. Почему же книга Фрида, вышедшая в 1956 году, завоевала на его родине всеобщее признание, высокую оценку читателей и критики, а чехословацкий Союз ветеранов антифашистской борьбы отметил ее своей первой литературной премией?
Дело в том, что, за исключением замечательной книги Юлиуса Фучика, произведения многих чехословацких авторов на эту тему представляли собой лишь натуралистические описания мучений узников и зверств гитлеровцев. Характерно название одной из таких книг - "Меня били железными палками". В Чехословакии первых послевоенных лет возникла, как тогда ее называли, своего рода "литература концлагерных ужасов". Авторы таких книг искренне изливали в них пережитые муки, но редко шли дальше этого. Они не могли глубоко осмыслить события, понять социальные и психологические закономерности виденного.
Фрид сумел по-иному, более вдумчиво подойти к своей теме. Отвечая на вопрос, почему книга о концлагере написана им сейчас, а не в первые годы после войны, по свежим следам пережитого, он сказал: "Чтобы получился настоящий роман, а не мемуары в страдальческом тоне, надо было подождать, пока все это отстоится во мне..."
И Фриду действительно удалось творчески воплотить пережитое в художественно зрелое литературное произведение. Он сумел показать, как гитлеровцы сокрушали сильных и сгибали слабых и все же не смогли истребить в простых людях активную ненависть к фашизму и веру в победу справедливости.
Роман "Картотека живых", проникнутый идеями уважения к человеку и духовным ценностям человечества, идеями социалистическими, утверждает эти идеи в полнокровных художественных образах, без всякой надуманности, с большой убедительностью. Фриду не свойственны ни риторика, ни излишний психологизм, в романе нет пространного описания переживаний героев. Читая "Картотеку живых", становишься как бы непосредственным участником происходящего, чувствуешь, что автор дает возможность тебе самому кое-что додумать, как-то оценить героев, вместе с ними сделать известные выводы. Это происходит потому, что Фриду в отличие от иных авторов чужда рассудочная схема, чужды предвзятость и дидактика. Изобразительные средства писателя отличаются благородной простотой: строгий, сдержанный язык, никаких эффектов, словесных украшений, ложной патетики. И все же, читая книгу, мы замечаем, как часто повествование достигает подлинного пафоса. Но он не в речи автора, а в поведении и в отношениях героев. Лаконично, скупыми словами, без тени литературщины писатель рисует картины лагерных нравов и быта, в которых сплетаются любовь и ненависть, вероломство и самоотверженность, отчаяние и твердая решимость, тупость и хитрость, подлость и великодушие. И эти описания - не грубый натурализм, а неприкрашенная и страшная действительность, глубоко осмысленная писателем.
"Картотека живых" читается с увлечением. Фрид с равным мастерством описывает и напряженные, полные глубокого драматизма сцены, и множество впечатляющих мелочей лагерного быта, таких, например, как единственная уцелевшая у одного из узников и бережно хранимая им "фотография жены" рентгеновский снимок ее зуба...
Главная линия романа - это судьба чешского интеллигента Зденека, его духовное становление в тяжелой обстановке концлагеря, переход Зденека от подчинения полузвериному инстинкту самосохранения - "Лишь бы выжить!" - к разрешению для себя проблемы "Как выжить?": честно или трусливо, выжить одному или вместе с другими. Эта внутренняя борьба и идейный рост Зденека отражают широкую картину общественных настроений внутри лагеря.
"Среди всех лишений и унижений у заключенного концлагеря есть два пути: он может или опускаться все ниже, или не склониться и идти против течения" - к такому выводу приходит Зденек Роубик. Когда-то Зденек был близок к коммунистам: его брат Иржи - известный журналист, член компартии. Но в буржуазной Чехословацкой республике молодой кинорежиссер Зденек не занял партийной, по-настоящему боевой позиции. В Гиглинг он попал морально и физически надломленным. Зденек уже два года в концлагерях, его беременная жена осталась в лагере Терезин, у него почти нет сил бороться за жизнь... Но в Гиглинге ему пришлось заботиться о еще более слабом товарище, и эта забота стала своего рода моральным стимулом, помогавшим Зденеку преодолевать в себе замкнутость и эгоизм.