- Надеюсь, ты не расплачешься при виде меня? - прошептал Иржи и мягко посмотрел на брата карими глазами, так похожими на материнские. "Хоть глаза-то у него не изменились!" - подумал Зденек и сел.
- Как насчет кино? - спросил Иржи. - Ты все еще увлекаешься кинематографией?
- Не говори об этом. У меня уже давно другие заботы. Расскажи лучше...
- А у меня нет никаких других забот, - весело подмигнул Иржи, словно ие желая допустить сентиментальный тон в их беседе. И его глаза под тяжелыми пергаментными веками ожили и улыбнулись. - Ты любил кино, что ж в этом плохого? Человек должен увлекаться чем-нибудь. Для начала.
- Говори о чем хочешь, - послушно сказал Зденек. - Я так рад видеть тебя!
- Кино - отличная вещь, - продолжал Иржи. - Само по себе оно, может быть, и пустяки. Но фильм для народа и на хорошую тему - это уже что-то. Сделав такой фильм, можно потом далеко пойти.
Зденек кивал головой. Ему было неприятно, что брат при первой же встрече снова сел на своего старого конька, но вместе с тем Зденека радовало, что Иржи не изменился, что у него по-прежнему есть охота спорить, словно они виделись только вчера.
- Ну ладно, товарищ идеолог, - поклонился Зденек. - Куда же, например, я могу дойти с помощью фильма?
Иржи улыбнулся.
- К нам. К правде.
- Я делаю что могу, не сомневайся.
Но Иржи уже развивал свою мысль и не хотел отступиться от нее.
- Фильм, - повторил он, - отличная штука. Я, знаешь ли, часто говорил себе, что у тебя большое преимущество перед всеми нами: тебе, наверное, удастся воссоздать правдивые картины всего этого... - Его рука опять поднялась, дрогнула при попытке жестикулировать и бессильно опустилась.
- Я тоже подумывал об этом, - сказал Зденек. - Но о фильме мы поговорим потом, когда ты выздоровеешь...
- Нет, пожалуйста, не надо откладывать. Скажи мне сейчас же, как ты представляешь себе фильм о концлагере. Полным озлобления, отчаяния, ненависти?
Зденек взглянул ему в глаза.
- А ну тебя! Я бы хотел знать, как ты себя чувствуешь, чего тебе не хватает...
- Об этом не беспокойся, - Иржи со стариковским упрямством покачал головой. - Сейчас речь идет о тебе. Сделать фильм ты должен обязательно!
- Есть дела поважнее.
Иржи нетерпеливо шевельнулся.
- Да, конечно. Но их сделают другие, А ты займешься фильмом, понял? Именно фильмом. Для тебя ведь существует только кино.
Зденек не выдержал.
- Перестань насмехаться надо мной. Я уже понял, что ошибался и что ты был прав, тысячу раз прав! Мне нужно было ехать с тобой в Испанию, клянусь, я осознал это. Во всем мне нужно было быть вместе с тобой - и в редакции работать, и уходить в подполье.
- Ну, а сейчас ты хнычешь попусту, - растерянно прошептал Иржи и положил свою слабую руку на плечо брата. - Честное слово, я не хочу отговаривать тебя от работы в кино. Мне не нравилось, как ты относился к ней раньше, - искусство для искусства... и для самого себя, карьера, ну, сам знаешь. А теперь - нет, теперь ты должен работать в кино, Зденечек!
Зденек не отвечал, он плакал, ему нужно было выплакаться. Иржи гладил его по плечу и настойчиво шептал:
- Я бы и сам занялся вместе с тобой этим делом, кабы мог. Кто знает, может быть, и я изменился? Но ты снимешь этот фильм и без меня. И смотри, избегай торопливости в творческой работе, это было бы ошибкой. Куй оружие мудро, не спеша, тщательно. Помнишь оружейника Гейниха с нашей улицы?.. Пусть в твоем фильме будет все, что ты накопил в памяти, все, что ты видел. Не хнычь, а показывай! О маме можешь помнить, но не говори о ней в фильме, пусть она незримо присутствует, только не надо надгробного плача и слезливости, Покажи, как мы сюда попали, как боролись...
Зденек поднял голову и старался слушать то, что говорит брат.
- Я знаю, ты бы хотел фильм о политических, о том, как тут работала партия... - сказал он.
- Нет, нет, не делай из этой картины наставления о том, как надо вести себя в концлагере. Внушай людям, что таких лагерей не должно быть. Что не должно быть новых гитлеров и всего того, что его породило. Понял? И что за это надо бороться.
Глаза Иржи вспыхнули.
- Не хочу вмешиваться в ваши дела, - сказал вдруг сосед Иржи, тот самый, что вначале сделал Зденеку знак не будить брата. - Но вы совсем спятили. Неужели нужно все обговорить в первый же день? У вас хватит времени, вся зима впереди.
- Не хватит, Курт, оставь! - Иржи снова повернулся к Зденеку. - Понял ты, в чем дело?
Тот кивнул.
Ему не хотелось спорить с братом, все же он тихо возразил:
- Так можно писать в "Творбе"{31}. А в кино лозунги не годятся... Если я не сумею передать в художественных образах...
- Сумеешь! - Иржи попытался поднять голову, но у него не хватило сил. - Сумеешь! - повторил он уже слабее. - Покажешь лагерь. Но не только лишения, снег, вшей, голод, хотя и это все должно быть в фильме. В первую очередь нужно показать, что гитлеризм делает с людьми, с тобой, со мной, с эсэсовцами, с любым человеком, как он натравливает людей друг на друга, доводя человеческие отношения до полного распада. Но прежде всего ты покажешь, как человек все-таки сопротивляется, не поддается этому...
- Успокойся, Курт совершенно прав. Уж я как-нибудь сделаю все это. А сейчас отдохни, Иржик.
- Не могу, нет времени, - улыбнулся брат. - Я уже никогда не отдохну.
* * *
На стройке Берл весь день сторонился своего капо: не мог забыть, как Карльхен утром вешал Янкеля. Вечером Берл сбежал к Жожо, ища заступничества. Тогда Карльхен в самом деле вынул из-под тюфяка топор.
Весь лагерь ждал, что будет дальше. Опять убийство? Неужели даже между собой мы не можем жить мирно?
- Убей, убей его, Карльхен! - саркастически советовал Эрих. - Ведь виселица еще стоит на апельплаце. Зачем тебе уходить завтра на фронт, если можно отправиться на тот свет прямо отсюда, из Гиглинга?
Фредо и Гастон тем временем взялись за Жожо. Неужто в самом деле у него совсем нет стыда и он не может прогнать от себя эту потаскушку Берла? Неужто ему не дорога жизнь?
Новички в бывших женских бараках оставались в стороне от всех этих треволнений. От остального лагеря их отделял забор - хотя калитка теперь не была заперта, - и новенькие еще не успели завязать знакомство со старожилами, которые вернулись с работы усталые и были заняты своими делами. Поэтому в бараках новичков царили сегодня тишина и спокойствие. Все верили, что после тяжелых условий пятого лагеря здесь им будет житься лучше, и, видимо, не ошибались. Они знали, что назначение лагеря меняется, что уже завтра отсюда уедут все трудоспособные, после чего ворота лагеря надолго закроются, и он погрузится в подобие зимней спячки. В лагере неплохое руководство, а с завтрашнего дня оно будет еще лучше. "Зеленые" уедут, капо с плетками уберутся отюда, распоряжаться начнут врачи во главе с Оскаром. Новички уже знали Оскара, сегодня он впервые сделал у них обход. Они увидели его энергичный подбородок, орлиный нос и грустные глаза, слышали его быстрые, толковые распоряжения и прониклись к нему прямо-таки детским доверием. А старшим писарем будет Зденек. Если он хоть наполовину такой, как его брат, с нами здесь не случится ничего дурного...