Арсен улыбнулся уголками губ точно так же, как шесть лет назад.
– Сказал, что вы очень друг другу подходите, и будь вы моим сыном, Шалико Константинович, я бы точно вас женил.
– Ну!.. – рассмеявшись, отвечал жених. – Вам это удалось: меня всё-таки женили!
Ностальгия о безвозвратно потерянном прошлом укрепила их решимость построить не менее светлое будущее и, вооружившись этой мыслью, вся процессия поехала в церковь. Стоял солнечный весенний день, и многие господа даже не надели шубок. У порога Божьей обители молодожены сделались молчаливее и с самыми серьёзными лицами вошли в храм. Священник – хороший знакомый Константина Сосоевича – встретил их с распростёртыми объятьями, поставил на колени перед аналоем и при свидетелях зачитал проповедь. Дьячок много суетился вокруг них, подносил брачующимся свадебные кольца и вино. Через двадцать минут всё было кончено.
На выходе из церкви жениха и невесту снова встретили аплодисментами. Молодые джигиты с обеих сторон, «хейхейкая», скрестили над их головами шпаги, а женщины и девушки кидали в воздух лепестки роз. Старшая Нино толкнула своего семилетнего сына вперёд, и Шалико благосклонно взял его за руку. Саломея вышла из толпы, чтобы помочь Нино с длинным шлейфом платья, и попросила Левона и Ваграма, чтобы те раздали всем сладости. Этим господа Арамянц занялись незамедлительно, и, проходя вдоль рядов, младший из них услышал под боком следующий разговор:
– Всё вовсе не так, Софико Константиновна, – улыбаясь, спорил с княжной граф Каминский. – Я, как человек, проживший в Европе столько лет, уверяю, что далеко не все европейцы, как вы скажете, «единоличники».
Крики вокруг на миг заглушили говорящих, но Ваграм, с интересом прислушавшийся, продолжал смотреть в их сторону. Он не разобрал, что ответила Софико, зато эхо донесло до него следующую реплику её оппонента:
– Те же итальянцы, к примеру! Где вы видели более семейных людей?
– Говорят, что мы очень похожи, – откликнулась девушка с жаром, который не понравился Ваграму, – и что итальянцы – кавказцы Европы.
– В этом что-то есть, – горячо закивал Мишель. – Наверное, именно поэтому мне так хорошо в вашей среде, княжна! Мне кажется, будто я никуда и не уезжал из Италии.
– Мой брат рассказывал, что порой они даже более сумасшедшие, чем мы.
– О, Шалико Константинович прав! Шуму от них в два раза больше, чем от вас.
Молодые люди рассмеялись, и Софико взглянула на юношу с благодарностью и толикой… восхищения. Это наблюдение кольнуло Ваграма в самое сердце, и, не придумав ничего лучше, он направился в их сторону с тарелкой сладостей.
– Софико Константиновна! Пожалуйста, угощайтесь. Вы и ваш собеседник…
Бывший редактор как ни в чём не бывало поделился с княжной Циклаури сладостями и протянул тарелку графу Каминскому. Мишель вежливо поблагодарил его и положил в рот халву с мёдом. Софико сделала то же самое. За спиной у брата прошёлся Левон и, хоть и встал чуть поодаль, всё время на них оборачивался.
– Что за сказка! – сказал Мишель, смакуя халву. – Когда я приеду обратно в Рим, то не помещусь в дверях консульства: вы откормите меня с лихвой!
На эту шутку никто не откликнулся, и поляк, всё ещё жуя сладость, переводил озадаченный взгляд с сестры друга на незнакомца и обратно. В конце концов и он засомневался в том, что эти двое незнакомы, а затем и Софико поняла, что пауза затянулась и, спохватившись, добавила:
– Я прошу прощения! Позвольте представить: граф Каминский, товарищ моего брата по консульству в Риме. Михаил Сергеевич, это Ваграм Артурович Арамянц, брат будущего мужа сестры невесты.
– Я беру свои слова назад, – шутливо присвистнув, Мишель пожал Ваграму руку, – в хитросплетениях семейных связей вы обгоните даже итальянцев.
– Зато нам далеко до них в интригах, граф, – непроницаемо улыбнулся армянин. – Они ведь так любят действовать за спиной.
Если Каминский и понял намёк, то не подал виду. Когда Нино и Шалико закончили своё шествие по красной от цветов дорожке из церкви, Михаил Сергеевич непринуждённо взял Софико под руки и, извинившись, откланялся.
– Анамот!76 – в сердцах бросил Ваграм и устало прикрыл глаза. Левон, подслушивавший этот разговор, звучно хмыкнул за спиной.
– Инчи вор? Хандумес?77
Младший брат фыркнул ещё раз, а старший расплылся в хитрой улыбке и положил руку ему на плечо.
– Но в одном ты прав, – продолжал Левон по-армянски. – Ещё немного, и ты её упустишь.
– Как можно быть такой наивной? Поёт ей песни про Европу, а она и ведётся!..
– Хочешь, я с ней поговорю?
Ваграм отрицательно мотнул головой и, вздохнув, отправился с тарелкой по рядам и дальше. Ахпер78 ещё долго смотрел ему вслед, не обращая внимания на слепящее глаза солнце, и, потирая бородку, размышлял.